Сотрудничество российских и зарубежных инвесторов способно «раскачать» молодой биофармацевтический рынок России и вывести на мировую «арену» в ближайшие годы десятки инновационных медпрепаратов, не имеющих аналогов, считает эксперт в области венчурного инвестирования, управляющий партнер компании «РМИ Партнерс» Евгений Зайцев.
В апреле он стал гостем первого всероссийского форума молодых ученых U-NOVUS, который проходил в Томске, и вручил специальные призы за перспективные разработки в области биофармацевтики двум командам молодых ученых. В интервью РИА Новости Зайцев рассказал о том, какие прорывы можно ожидать в современной медицине и как продвигать разработки новых препаратов.
Справка
В 2012 году «Роснано» и один из наиболее успешных американских фондов — Domain Associates — запустили совместный проект, предполагающий совместное инвестирование в передовые медицинские технологии для их трансфера в Россию. У проекта солидный бюджет — 760 миллионов долларов.
Для реализации сотрудничества со стороны «Роснано» была создана компания «РоснаноМедИнвест» (РМИ). Управление РМИ осуществляет компания «РМИ Партнерс», специализирующаяся на венчурном инвестировании биотехнологических и фармацевтических разработок и их локализации в России.
Сложный рынок
Евгений Валентинович, сотрудничество двух гигантов — «Роснано» и Domain Associates —уникальный для России проект. Что он даст простым российским пациентам больниц и поликлиник?
— Известно, что новые инновационные лекарства, которые появляются на мировом биофармацевтическом рынке, приходят в Россию с запаздыванием на четыре-пять лет. Или не приходят вовсе.
Большие компании сначала «снимают сливки» за рубежом, на крупных рынках, и только потом приходят в Россию. Маленькие компании, у которых небольшие, но интересные портфели новых препаратов, тоже не торопятся в Россию. У них другие цели, порой нет для этого необходимых ресурсов, и есть стереотипы, что в России рынок сложный.
Приведу реальный пример из моего опыта работы в США в Силиконовой долине. Базирующаяся там компания из моего прошлого фонда разработала новый препарат для лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Клинические исследования она проводила в России. Результаты были успешными, и они благополучно зарегистрировали свои продукты в Европе и США.
Спустя некоторое время ко мне стали обращаться через моих друзей родственники пациентов, которые участвовали в исследованиях. Просили: «Нельзя ли как-то добыть препарат, очень уж хороший?».
Я обратился в компанию как ее инвестор, попросил баночку для благодарных пациентов из России. Выяснилось, что передать лекарство невозможно — препарат зарегистрирован за рубежом, выдается только по рецепту, все четко контролируется. Ни одной таблетки мимо не пройдет. Один способ получить лекарство — приехать из России в Европу, получить рецепт. Я до сих пор не знаю, появился ли препарат в России.
К сожалению, это не такой уж редкий пример. Именно поэтому одна из основных задач проекта РМИ — сломать эти тенденции, привести в Россию новые лекарства, молодые и зрелые компании. Это заметно ускорит доступ российских пациентов к инновационным, более эффективным препаратам. Ведь для кого-то эти четыре-пять лет ожидания нового лекарства — цена жизни.
Сколько денег необходимо в среднем для разработки и вывода на рынок одного лекарства?
— Это очень дорогой процесс. Есть средняя оценка по индустрии: чтобы одно новое лекарство появилось на рынке после отсева многочисленных кандидатов в процессе от идеи до продукта, прошло через все стадии доклинических, клинических исследований, регистрации и вывода на рынок необходимо 1,2-1,4 миллиарда долларов и 10-15 лет.
Кроме того, статистика показывает, что из примерно пяти тысяч первоначальных идей до реального продукта доходит только одна. Собственно, именно этим и объясняется тот факт, что при выводе на рынок инновационные оригинальные препараты, права на которые принадлежат конкретным компаниям, осуществлявшим эти вложения, чаще всего дорогие.
Копии препаратов — так называемые дженерики, которые начинают выпускать другие компании после истечения срока защиты оригиналов — заметно дешевле. В первую очередь потому, что их выпускают те, кто не вкладывался в разработку нового продукта.
Как развивается фармацевтический рынок России?
— Мы знаем, что глобальный биофармацевтический рынок сейчас оценивается в сумму около триллиона долларов в год, российский — около триллиона рублей.
Но при этом глобальный рынок — медленно растущий, он прибавляет единицы процентов в год, а в некоторых странах даже снижается. В России же рынок растет быстро — в предыдущие годы этот рост составлял по 12-15%, в этом году ожидается примерно такая же динамика, она обусловлена тем, что наш рынок молод.
Для зрелых фармкомпаний, которые занимаются маркетингом готовых продуктов, российский рынок интересен, потому что для них это значительный прирост в их глобальных владениях. Молодым компаниям, скорее, интересны зрелые рынки, где можно быстрее обернуть деньги инвесторов. То есть здесь динамика разная для маленьких и больших компаний.
Но с точки зрения России как раз важно, чтобы именно небольшие фармкомпании здесь тоже присутствовали, чтобы они вели свои разработки в России, чтобы добавочная стоимость создавалась как раз на территории нашей страны, чтобы в целом глобальный фармбизнес здесь не только производил и продавал, но и создавал и разрабатывал.
Это включает Россию в инновационный процесс, и с экономической точки зрения приносит в страну дополнительную стоимость.
Кадры, потенциал и «мозги»
Сколько инвестпроектов в настоящее время у РМИ?
— За два года мы проинвестировали девять проектных компаний, ведущих инновационные разработки в инновационных регионах США. Обязательным условием инвестиции является закрепление прав интеллектуальной собственности на продукты на территории России и СНГ в российской компании «НовоМедика».
Таким образом, еще на этапе разработки продукты локализуются в России. И далее исследовательская работа и регистрационные процедуры ведутся параллельно в России и за рубежом. Как следствие, новые препараты будут выводиться на рынок одновременно и в России и, например в США, уже без той самой задержки в четыре-пять лет.
РМИ инвестирует в продукты на поздних стадиях разработки, которые близки к выводу на рынок, однако сейчас мы активно рассматриваем более ранние разработки, имеющие высокий потенциал стать прорывными продуктами.
Меморандум инвестирования определен для нас инициатором проекта — «Роснано». Приоритет отдается инновационным продуктам, предназначенным для лечения серьезных заболеваний, которые сейчас в России плохо излечимы или вообще неизлечимы, социально значимым заболеваниям. Всего должен быть сформирован портфель из 20-25 препаратов. В настоящее время мы ищем новые инновационные разработки по всему миру.
Какие именно лекарства появятся на рынке благодаря инвестициям РМИ?
— Наиболее интересные — это, например, инвестиции в компанию Syndax, которая разрабатывает лекарство, направленное на эпигенетику резистентности рака молочной железы. Уже после того, как мы осуществили эту инвестицию, Управление контроля качества продуктов и лекарственных средств США (основной контролирующий орган в США) предоставило разрабатываемому препарату статус прорывного лекарственного средства. Это означает, что препарат подлежит приоритетной регистрации.
Еще один интересный пример в нашем портфеле — компания Regado, которая ведет разработку уникальной антикоагулянтной системы, позволяющая гибко регулировать уровень свертываемости крови. Применение этого препарата позволит снизить время, необходимое для проведения хирургических операций на сердце, и повысит их безопасность. Причем, компания сейчас проводит уже завершающую, третью стадию клинических исследований.
В портфеле РМИ есть также компании, исследования которых направлены на создание препаратов для лечения различных язв, в частности венозных язв и таких страшных последствий диабета, как диабетическая язва стопы, есть интересные разработки из области офтальмологии, онкологии, препараты для борьбы с инфекционными заболеваниями.
На форуме U-NOVUS прозвучала мысль, что в России не хватает инновационных проектов. Как с этим обстоят дела в биофармацевтической отрасли?
— Мне кажется, что говорить о том, что мало проектов, не совсем справедливо. В России достаточно биофармацевтических проектов, в том числе международного уровня. Российские химики и сейчас участвуют в глобальном процессе разработки новых препаратов, врачи — в клинических исследованиях, маркетологи выводят продукты на рынок.
Другое дело, что мало новых фундаментальных разработок, я имею в виду создание новых молекул, новых знаний, из которых уже потом появляются конкретные продукты. Такие исследования очень дорогие, они требуют серьезного лабораторного оборудования, долгосрочного финансирования, привлечения квалифицированных специалистов. Это миллиарды долларов.
Частные инвесторы не готовы вкладывать такие деньги, они не окупаются с коммерческой точки зрения. Во всем мире создание и поддержка этой фундаментальной основы для появления новых продуктов — функция государственных институтов. Это гранты, целевые программы, которые дают ученым возможность проявить фантазию, заниматься креативом.
И только после этого вступают в дело венчурные компании, готовые подхватить и финансировать разработки от стадии идеи до коммерциализации.
А как в России в целом обстоят дела с наличием квалифицированных специалистов для создания собственных новых продуктов в фарминдустрии?
— Не хватает серийных предпринимателей. Это люди, основная деятельность которых — постоянный поиск новых идей и превращение их в продукт. Они основывают маленький стартап, собирают команду и двигают идею до уровня продукта через всю цепочку исследований. Потом эту компанию кто-то покупает. А серийный предприниматель берется за новую идею.
Глобальный вызов
Какова формула хорошего инновационного продукта в области фармакологии? «Знания + инвестиции»?
— Давайте начнем с характеристики знаний. Это не просто знания, должна быть научная новизна. В мире уже слишком много разработок, которые направлены на создание аналогов — лекарств, которые по механизму действия похожи на уже существующие. Для того чтобы продукт был по настоящему успешным, «выстрелил», нужна принципиальная новизна.
Конечно, важна команда, которая способна из идеи сделать реальный продукт.
Кроме того, должна быть защищаемая интеллектуальная собственность. Это важный аспект, потому что молодые ученые в России, придумывая что-то новое, не всегда уделяют внимание защите этого нового и иногда подают патент на заявку в России, но не подают в других странах. Интеллектуальная собственность — главный актив компании, который должен быть защищен на всех потенциальных рынках.
Также нужен капитал. Возможно, на первом этапе, это поддержка государства в виде грантов. Но для серьезного продвижения идеи нужен частный венчурный капитал. Без венчурных инвестиций невозможно вывести продукт на рынок. Почему именно венчурный? Потому что инвестиции нужны от профессиональных инвесторов, которые хорошо понимают соотношение риска и доходности.
Венчурных фондов, специализирующихся в сфере фармацевтики, пока в России мало. Это наш фонд РМИ, еще фонды в структуре РВК, такую работу ведут компании «Р-Фарм», ЦВТ «ХимРар». Это мало для серьезной индустрии. Для сравнения: американской венчурной индустрии около 50 лет, там сотни венчурных фондов.
Реализуемое нами соглашение «Роснано» с Domain Associates — это не только создание, пожалуй, самой сильной на сегодня в этом секторе венчурной команды. Это партнерство свидетельствует еще и том, что российский рынок и российские инвестиции стали интересны мировому венчурному сообществу.
Если говорить о глобальном биофармацевтическом рынке, на ваш взгляд, какие здесь будут прорывы в ближайшие годы?
— Наука пошла вглубь изучения онкологических заболеваний. Исследуются «поломки» на генетическом уровне и в этом направлении может быть много открытий и новых препаратов. Стало понятно, что онкологии как таковой нет, рак — это не одно, это много разных заболеваний, каждое из которых уникально, и каждое нужно лечить по-своему.
Кроме того, все отчетливее становится движение в сторону персонифицированной медицины. Стало понятно, что в принципе все болезни и пациенты уникальны. Когда я учился в медицинском вузе, нам говорили, что надо лечить не болезнь, а больного. Тогда этот постулат не понимали до конца. А сейчас с высоты развития науки стало ясно — нужно подбирать лечение для конкретных пациентов, с учетом его конкретного генотипа и прохождения у него конкретного заболевания.
Те достижения науки, которые мы наблюдаем за последние 10 лет, скажем, считывание генома, понимание молекулярных механизмов рака, позволяют сделать медицину персонифицированной. Известная статистика: 90% лекарств эффективны лишь у 30-50% больных.
Фармкомпании сегодня разрабатывают методы диагностики, которые позволяют узнать, будет ли конкретный препарат эффективен для конкретного человека.
Интересные процессы происходят в современной вирусологии. Посмотрите, что происходит в мире: люди постоянно переезжают в другие регионы, происходит обмен вирусами между странами. Вирусы мутируют, в какую сторону — никто не знает. Важно иметь в руках препарат, который может бороться с тяжелыми инфекциями. Российские вирусологи — одни из лучших в мире. Уверен, будет много разработок в этом направлении.
Сердечно-сосудистые заболевания — все еще убийца номер один. Прогресс, который достигнут за последние 30 лет, гигантский. Врачи научились сохранять жизнь многим пациентам, которые раньше бы умерли. Но проблема не решена: теперь нужно научиться поддерживать качество жизни этих пациентов. Здесь много разработок, огромный простор для создания новых медицинских технологий — это и лекарства, и медицинское оборудование, клеточные технологи.
Для ученых биофармацевтическая отрасль — непаханое поле: еще многие болезни не вылечены, еще многие проблемы не решены. Ученым есть, где разгуляться. И чем больше мы понимаем механизм болезни, тем больше появляется возможностей их лечения.
Фото: Елена Почеснева
Источник: РИА Новости