Признавая, что фармацевтический рынок России сформирован иностранными производителями, Дмитрий Морозов, генеральный директор компании Biocad, полагает, что настало время, когда новая русская фарма готова взять свою долю на национальном лекарственном рынке.
Что или кого вы называете новой русской фармой?
— Да, сейчас существует такое понятие, как новая русская фарма. Это компании «Р-Фарм», «Фармстандарт», «Генериум», «Герофарм», «Фармсинтез», «Сотекс», «Химрар», Biocad. Заработанные деньги они вкладывают в новые отечественные разработки и развитие своих сотрудников. Эти компании создают принципиально новые препараты.
У меня ощущение, что вы категорично настроены на противодействие зарубежным фармкомпаниям, работающим в России?
— Я против того, чтобы к российскому рынку относились как к туземному, где иностранцы просто собирают деньги и увозят домой. И нам постоянно угрожают, что зарубежные компании уйдут из России, если государство не будет платить столько, сколько они требуют за свои препараты. Но сейчас ситуация изменилась — во всем мире изменилась, не только у нас. Мир стал беднее.
Вы полагаете, что об этом свидетельствует увеличение доли дженериков в мире?
— Национальные системы здравоохранения не выдерживают аппетитов бигфармы (так принято называть около 50 крупнейших западных фармкомпаний, на которых приходится подавляющая часть мирового фармрынка, общий объем которого насчитывает около $1 трлн; причем на Топ-10 приходится треть рынка.— «Ъ»). Потому что бигфарма, это мое личное мнение, закостенела в своих методах ведения работы. Ожесточенно пытаясь защитить свои рынки, бигфарма подняла планку входа для всех настолько, что даже тот условный договор, который когда-то существовал между ней и национальными правительствами, перестал действовать, а именно: такую стоимость терапии не выдерживают даже страны с развитой экономикой.
Когда крупные международные фармацевтические компании входили на рынок СССР, был безумный голод на препараты. И государство решало только один вопрос. Любыми способами обеспечить население лекарственными средствами. Но с тех пор ситуация очень сильно изменилась. В России выросла новая фарма, мы стали другими, но почему-то транснациональные фармкомпании до сих пор считают, что мы не меняемся и страна не меняется. И нам продолжают рассказывать, что только западные компании способны делать продукты для фармацевтического рынка. Этот миф создавался годами, десятилетиями, он работает на уровне потребителей, транслируется на профессиональное медицинское сообщество, чиновников от здравоохранения. И поэтому, когда вы делаете высококлассные биофармацевтические продукты, но являетесь российской компанией, то вам не верят. Заранее не верят. Весь опыт нашей компании — это разрушение мифов, которые зарубежные фармацевтические компании навязывали долгими годами, десятками лет, чтобы застолбить свое место на российском рынке.
Вы хотите вытеснить с российского рынка западные аналоги?
— Этого хочу не только я. Это простые и очевидные правила игры. Мы вернем российский рынок отечественным фармкомпаниям. По нашим оценкам, это миллиарды долларов. Думаю, что наши западные коллеги не расстроятся. Потому что все развивается своим чередом, идет так, как и должно быть. Закончился патент — дай дорогу другим. На то он и рынок.
Когда мы говорим о вопросах локализации, то должны четко понимать, что под ней подразумевается. Локализация может быть всего лишь попыткой сохранить статус-кво, желанием закрепить долю на рынке. Это называется «рынок в обмен на инвестиции». Но де-факто существует и второй этап. Он называется «рынок в обмен на знания». Именно это сейчас делают китайцы. Те процессы локализации, которые существуют сегодня в России, больше первичная упаковка — о знаниях речь не идет. Получается, вам дают одну тысячную добавленной стоимости и говорят: радуйся, потому что мы тебя научили упаковывать в коробочки или разливать субстанции. А чему новому они нас могут научить, когда пытаются внедрить в России технологии со своих зарубежных заводов, многие из которых построены 30 лет назад? У них все хорошо в Швейцарии. А мне надо своих ученых поддерживать и развивать, а не тех, которые сидят в Сан-Франциско или Берне. Хочу, чтобы наши студенты работали на современных приборах. Я получаю огромное удовольствие от того, что у меня классные лаборатории, что у меня счастливая молодежь. И поэтому Biocad закономерно претендует на долю родного отечественного рынка. Я же не говорю, что приду в Цюрих и начну завоевывать их рынок. Сейчас. Но когда-то настанет время и для этого. Ведь западные компании приходят и собирают здесь колоссальные прибыли, чтобы содержать своих ученых. Я говорю: давайте мы возьмем эти деньги, которые россияне тратят на ваши лекарства, и будем вкладывать их в развитие наших людей, чтобы Россия становилась сильнее. Чтобы нам не просить у государства дотации. А просто зарабатывать с рынка. Чтобы у нас было самое современное оборудование, чтобы интересно было идти работать в наши компании. И мы хотим зарабатывать на нашем российском рынке.
Курс лечения швейцарским препаратом ритуксимаба стоит 600 тыс. руб. десять флаконов. А цена вашего препарата будет всего на 30% меньше — 400 тыс. руб. Все равно дорого. 400 тыс.— неподъемно.
— Ответ простой: покупку этого препарата финансирует государство. Как и множество других лекарственных средств, которые приобретаются по программе «семь высокозатратных нозологий». В объемах государства это очень большая экономия. Только в онкологии переход с оригинальных препаратов на биоаналоги трастузумаба, ритуксимаба и бевацизумаба сэкономит бюджету России за 2014-2020 годы более 68,2 млрд руб. Назовите хоть одну страну мира, где пациенты самостоятельно оплачивают высокотехнологичную медицинскую помощь?
Правильно, пациенты нигде не платят: в западных странах за них это делают страховые компании, а у нас — государство.
Сегодня в России огромная нехватка высокотехнологичных биологических препаратов. Если мы работаем в рамках ограниченности ресурсов, давайте за счет снижения стоимости препаратов, но при сохранении их высокого качества вылечим большее количество людей. Тогда мы сможем помочь, например, не 100 пациентам, а 150. Аналогичную программу мы сейчас реализуем в Санкт-Петербурге. Досконально разбираемся вместе с комитетом по здравоохранению северной столицы в химиотерапии рака груди. Сотрудничаем очень плотно. Пытаемся ввести четко регламентированные стандарты для терапии рака молочной железы на уровне лечебного учреждения города. Со своей стороны мы, как производители, уже создали необходимые высокотехнологичные препараты. У нас есть герцептин, который Biocad скоро запускает в производство. Совместно с руководством Санкт-Петербурга мы запускаем пилотный проект. Существует большая проблема — рак молочной железы. И бороться с ней нужно сообща. Вместе с онкологами Санкт-Петербурга мы разбираем новые схемы лечения ракового заболевания. Будем делать очень большие скидки на терапию, причем именно на курс, а не отдельный флакон. Ведь вылечиться можно, только пройдя полный курс. Сейчас городской комитет по здравоохранению оценивает, сколько требуется бюджетных средств на одну пациентку, чтобы она полностью прошла курс. Это один из ключевых вопросов. Компания Biocad активно содействует в расчетах по данной проблеме. Курсы нашей химиотерапии будут стоить городу гораздо дешевле, чем при покупке необходимого препарата в рыночных условиях. Это поможет спасти намного больше жизней. Пациенткам с раком молочной железы не придется долгие месяцы простаивать в очередях на дорогостоящее лекарство, в Санкт-Петербурге они его будут получать своевременно.
Вы свою компанию позиционируете как питерскую.
— Мы в Санкт-Петербурге имеем очень хорошее подрастающее поколение. Средний возраст сотрудника компании Biocad 28 лет. Молодые выпускники университетов творят, им интересно. Мы создали своеобразный фармацевтический инкубатор. В Biocad растят звезд. А звезды делают звездные продукты. В Санкт-Петербурге для этого есть все необходимые условия.
Я в вашем портфеле насчитал 19 препаратов. Из них 14 — для лечения рака. Почему онкология?
— Деньги здесь играют третичную роль. Просто бороться с неизлечимыми заболеваниями гораздо интереснее. Интересно именно решать задачи, которые другие считают неразрешимыми. Когда мы первыми в стране сделали колонестимулирующий фактор, который получается биотехнологическим способом и до этого выпускался только в США и Швейцарии, никто не поверил, что нам это удалось. Наш онкопортфель на сегодняшний день один из лучших в стране. Наши препараты очень качественные.
Но пока те препараты, которые вы создаете,— это не оригинальные лекарственные средства. То есть не вы их изобрели.
— Есть простое объяснение. У нас бизнес построен на знаниях.
Какая доля рынка сейчас у вас?
— Из тех продуктов, которые есть в нашем портфеле, наше присутствие во всех лечебных учреждениях не менее 30%.
30% — много!
— Сегодня Biocad — это системообразующая компания не только в российской онкологии, мы также выпускает качественные лекарственные средства и субстанции по направлениям: гинекология, урология, гематология, аутоиммунные и инфекционные заболевания.
Беседовал Владислав Дорофеев, Коммерсант