В течение последнего времени новые подштаммы омикрона, который появился около года назад, диагностировали в разных точках планеты. Кракен, об актуальности которого говорят сегодня, – это эволюционирующий омикрон. Если представить эволюцию СOVID-19 в виде условного генеалогического дерева, то уханьский штамм – его основа, то, что появилось «из земли». Этот ствол рос, и каждая его ветвь – новый большой штамм. Некоторые из них были тупиковыми, не получив большого развития, другие до сих пор дают новые подштаммы, которые в перспективе могут вырасти в самостоятельные штаммы.
Это стандартный процесс для ситуации, когда новый вирус входит в человеческую популяцию, а затем преодолевает межвидовой барьер. Затем он начинает распространяться от человека к человеку. СOVID, как мы знаем, справился с этим достаточно быстро: изначально было понятно, что он, скорее всего, закрепится в человеческой популяции.
Человечество, увы, не настолько прогрессивно, чтобы выработать и реализовать общую стратегию борьбы с пандемиями, согласованность – не наш конек. Пандемия это доказала и еще неоднократно докажет.
Вирусы всегда живут по соседству – либо в нас, либо в наших братьях меньших, поэтому межвидовой переход всегда будет одной из причин новой пандемии. Когда вирус входит в человеческую популяцию, если он эффективный, то есть ему удается сделать эти два шага – межвидовой переход и эффективное распространение от человека к человеку, значит, он с большой долей вероятности закрепится. Так произошло с СOVID, теперь он в человеческой популяции если не навсегда, то до того, как появится эффективная стратегия борьбы с ним.
Со времен изобретения вакцин у нас на самом деле практически ничего не изменилось – за одним исключением. Появляются экспресс-системы детекции, которые хороши тем, что позволяют фармкомпаниям разрабатывать препараты для лечения вирусных заболеваний. Но как таковых эффективных препаратов против острых респираторных вирусных заболеваний на рынке нет.
Были попытки тот же самый грипп лечить «Осельтамивиром», какое-то время это было эффективно, но вирус очень быстро эволюционирует и быстро приобретает резистентность. Я знаю еще о пяти разработках препаратов против вируса гриппа, которые находятся на разных стадиях. Но уверен, что он и их быстро обойдет.
Проблема заключается в том, что, пока разработка и проведение доклинических и клинических испытаний будут занимать столько времени и денег, мы так и не будем получать эффективных лекарственных препаратов против острых респираторных вирусных инфекций. Против хронических вирусных инфекций – да, потому что ими болеют долго, лечатся долго, и компании окупают свои инвестиции.
Против быстрых инфекций, где иммунная система играет важную роль и эффективно справляется с вирусами, те самые препараты могут быть эффективны в моменте разработки, но как только вы их начинаете применять (РНК-вирусы очень быстро мутируют), проходит буквально полсезона, и появляется новый подштамм или штамм, который становится резистентным именно к этому конкретному препарату.
Та же самая история происходит с антибиотиками: чем более массово используется препарат, тем быстрее появляются бактерии, которые становятся резистентными к этому конкретному препарату.
Это общеизвестная догма, поэтому, чтобы тандем – экспресс-система и препарат – эффективно работал, нужно для быстрых вирусов использовать новые технологии создания лекарственных препаратов. А мы сейчас заложники традиционных технологий, когда препарат выводится на рынок в течение 5-8 лет, и на это тратится огромная сумма. Соответственно, нужны новые технологии, которые бы позволили сократить сроки разработки препарата, и параллельно нужно уменьшать время вывода препарата на рынок.
Поэтому до сих пор именно вакцины являются эффективным способом предотвращения и контроля. Ничего более эффективного, чем вакцины, человечество не придумало и, скорее всего, не придумает в ближайшие 10 лет. Вернее, так: придумает, но не внедрит. Биотехнологические компании придумывают много интересного, но их внедрение занимает большой промежуток времени.
На самом деле такие ситуации, как пандемия, – это общечеловеческий вызов. Именно благодаря ей мы сейчас увидели достаточно большой прогресс по целому ряду противовирусных направлений. Это прежде всего диагностика и создание вакцин.
Сейчас на рынке появились векторные вакцины, о них мы знали достаточно давно, но они очень долго пробивались на рынок, потому что технологии масштабирования не было (у нас это «Спутник V»). Плюс вакцины на основе модифицированных РНК, которые в России не производят, а западный аналог – Pfizer и Moderna. Все эти вакцины показали свою эффективность и быструю масштабируемость – то, что нужно во время пандемии.
Усилия стоит направить на создание быстрых препаратов. Безусловно, от них вирус тоже будет уходить, но именно в тандеме: экспресс-система плюс быстрый препарат – то, что будет работать наиболее эффективно. Что могло бы быть быстрым препаратом? Коктейль из нейтрализующих антител.
Если мы сможем сделать такую быструю цепочку вывода антител на рынок, это станет большим достижением в противовирусной борьбе. И это на самом деле возможно сделать в России, повлияв этим на всю сопутствующую фарму. Сейчас моноклональные антитела в большом количестве используются для лечения аутоиммунных и онкологических заболеваний. И если мы все-таки усовершенствуем и нормативную базу, и технологии быстрого вывода препарата на рынок, это будет огромным прогрессом в сочетании именно с экспресс-системами.
Быстрые системы реагирования позволят быстро минимизировать ущерб от вирусной инфекции: уменьшить период жизни вируса в человеческом организме, снизить тот самый коэффициент распространения от человека к человеку, а в итоге – подавлять пандемию достаточно эффективно. Вакцинные компоненты у нас есть, но существует глобальное неприятие вакцин. Здесь есть направление для дальнейшего развития – персонализированные вакцины, которые более эффективны.
Второе направление – предиктивное развитие. Мы пока не умеем, но хотим создавать вакцины, «угадывающие» портрет штамма, которого пока нет, но мы понимаем, что вирусная эволюция с большой вероятностью пойдет по определенному пути. Это можно сравнить с ситуацией на поле боя. Мы знаем наиболее слабые точки, какие-то укрепления и переправы. Мы их заранее перекрываем, не давая возможности вирусу идти по эволюционным направлениям, ставя ему труднодостижимые задачи, которые он будет гораздо дольше преодолевать. И такие вакцины на самом деле и есть вакцины будущего. Надеюсь, что когда-нибудь мы начнем их создавать.
Опять же, здесь возникает проблема с регистрацией, прохождением доклинических, клинических испытаний. Одно дело, когда создают вакцину против конкретного вируса, который уже персистирует на территории страны. Другой вопрос, когда создают вакцину против гипотетического вируса, которого еще не существует. Чтобы проверить его эффективность, его нужно создать, а это уже на грани с появлением биологического оружия.
Возвращаясь к конкретной ситуации, понятно, что коронавирус в принципе никуда не денется: он будет персистировать, но этот год станет последним для пандемии.
Было сложно предсказать, как долго мы еще будем сражаться с коронавирусом. Но героические усилия КНР по отказу от политики нулевой толерантности произошли в крайне удачный момент, потому что они дождались наиболее контагиозных, но относительно легких в случае заболевания штаммов.
Сейчас, по официальным сообщениям, которые у нас есть, КНР говорит, что у них переболело до 70% населения, это примерно миллиард. То есть за несколько месяцев они приобрели эффективный популяционный иммунитет к COVID-19.
Чем это плохо? Тем, что не пройдет без последствий для нас. Будут долетать те штаммы, которые образовались в результате болезней этого миллиарда, может быть, модификация того же самого кракена.
Предполагаю, что у нас будет небольшое ухудшение эпидемиологической ситуации. Почему небольшое? Потому что все-таки это тот же омикрон. У нас, исходя из моих подсчетов, примерно 70% популяции имеют иммунитет именно к омикрону, к разным его подштаммам. Именно поэтому он не вызовет серьезного, драматического ухудшения.