Вакцинация находится в конкуренции с другими затратами страны на здравоохранение: госпитальная медицина, строительство медицинских центров и т.д. Деньги не берутся ниоткуда, они откуда-то должны взяться. Кроме того, расходы на медицину в Индии составляют 2%, 75% – на вооружённые силы. Филиппины меня потрясли: у них 70% идёт на образование. Мои коллеги из США говорят: «Ничего удивительного, у нас тут все на Филиппинах работают, на высших образованиях». Потому что страна озаботилась образованием. Так же, как в Корее – корейцы совершенно больны этим образованием. А Нигерия – тоже нефтедобывающая страна, 60% идёт на военные нужды, но 6% на медицину. Вот собираюсь туда поехать, хорошо бы вернуться. Вот как выглядят затраты на душу населения правительствами на здравоохранение, эта цифра – средняя температура по больнице, но всё-таки даёт какое-то представление. Итак, Афганистан 40$ в 2008 году, Россия в 10 раз лучше, 400$, ну и 7500$ в Норвегии. Я думаю, у них там зарплаты, конечно, хорошие, но и 57% налоги – чтобы иметь такую медицину, кто-то это должен оплачивать.
Вы поймите, когда вакцину можно было сделать с помощью верёвки и палки на коленке, они были очень дешёвые. Традиционные вакцины стоят копейки, новые вакцины стоят рубли, сверхновые вакцины стоят тысячи рублей. Посмотрите, противоротавирусная вакцина – 50$, против ветряной оспы– 50$, жуткая цена вакцины, та самая парво-вирусная, которая предотвращает цервикальный рак, очень дорогая вакцина. Почему они такие дорогие? Да их сделать трудно. Их не только сделать трудно, их и растить трудно. Если бы было просто, их бы давно уже вырастили, мы бы с пятидесятых годов уже что хочешь нагородили. В этом вся и проблема. Структурная связь: к сожалению, проблемы, а не успехи общественного здравоохранения, включая программы вакцинации, наиболее часто попадают во внимание населения и правительства. Если дети здоровы, ходят в детский сад, болеют соплями – всё хорошо, так и должно быть. Если ребёнок умер от вакцинации, Бог упаси, это катастрофа. Полные газеты, все об этом всё знают.
В определённом смысле, ещё один момент, общественное здравоохранение является соперником специальной клинической медицины. Один из министров в моих центральноазиатских странах сказал: «Ты что делаешь? Ты со своим гепатитом В, вакциной, меня вообще работы лишил». Он руководил отделом пересадки печени. С вакциной гепатита В у них резко уменьшилось число нуждающихся пересаживать печень. Потому что вакцина гепатита В защищает именно от того, на чём у них стоял этот Центр.
Я не буду подробно останавливаться на календаре прививок по разным странам, на этом сидит порядка 25 человек в ВОЗе, это их работа. Я просто покажу календарь прививок в США. Красным – то, чего не делают в России, а штрихами – то, что говорят, что делают, но, я надеюсь, что со временем будут на самом деле делать. Таким образом, ещё много вакцин можно было бы добавить. Зачем американцы делают, у них же нету этих болезней? Самолёт из Индии, 12 часов – Нью-Йорк. Люди в Гоа в Индии, я читаю, я тоже живу в Юго-Восточной Азии, в Корее, но читаю про русских. В Гоа в Индии всё там, вывески на русском, русское такси, война с местными кадрами, то есть индийский курорт целиком захвачен. А они вакцинируются? Нет. А они сюда приедут? Приедут.
В течение последних 50 лет вакцинация спасла жизни миллионов детей, имеет огромные преимущества: предотвращает смерть, инвалидность, способствует социальной справедливости и стимулирует рост экономики. Тем не менее, ежегодно 2,7 миллионов детей в мире погибают от вакцинно-контролируемых болезней, практически никто из бедных детей развивающихся стран не имеет доступа к новым вакцинам, таким, как ротавирусные инфекции, и умирают от них. Улучшение охвата вакцинами требует политической воли правительств и всемирной поддержки органами общественного здравоохранения. Спасибо за внимание. Я взял за основу лекцию профессора Хопкинского университета, который читал эту лекцию в Малайзии. Спасибо.
Обсуждение лекции
Борис Долгин. Спасибо большое. Я бы начал с периферийного вопроса. Не знаю, что будет имеющего смысл и для разработки вакцин, и для остальных частей фарминдустрии. Есть ли проблема, и как она решается – с тем, что те, кто вырабатывает решения, в уже разработанных, но, может, уже менее эффективных методиках, оказываются естественным образом заинтересованы в том, чтобы ставить палки в колёса каким-то новым решениям, может быть, более эффективным. Есть ли какой-то здоровый опыт борьбы такого рода?
Михаил Фаворов. Я бы сказал, борьбы как таковой нет – это слишком жёсткое слово. Да, несомненно. Вы представляете, я выпускаю вакцину, которая нормально работает уже последние 70 лет. Полио-вакцина, оральная, с живым вирусом. Но болезнь исчезла. Мне говорят: » Ты кончай вакцину свою продавать, делай такую, убитую, чтобы никто уже от неё не болел». А она здесь, как дар нужна. Будет у меня большой интерес это делать? Не будет. Но что меня заставит? Заставит случай полиомиелита, которые случаются один на 2,4 миллиона, заставит общественное мнение, благодаря тому, что мы сейчас с вами обсуждали, заставит то, что другие страны будут делать, а моё правительство узнает, что другие уже перешли, а я не перешёл. Так можно ответить на этот вопрос. Несомненно, в вакцинном бизнесе, так же, как и в конфетном бизнесе, так же, как и в автомобильном бизнесе, всевозможные приёмы имеют значение. Тем не менее, в вакцинном бизнесе существуют очень жёсткие регуляции, которые создаются WHO, ВОЗовским стандартом, который сертифицирует не только вакцину, но и производство вакцины. Вот это очень большая проблема. Я не уверен, но мне кажется, что в моё время, когда я ещё был студентом, не было международной ВОЗовской сертификации производства вакцин в России. Настолько это огромное и дорогостоящее мероприятие.
Вопрос из зала. Михаил Олегович, несколько мелких вопросов. Возможно, они не входят в географию вашего пребывания. В Китае какова в среднем на 1,5 миллиарда человек проблема вакцинации и смертей? Какие болезни прогнозируются, которые при этом требуют вакцинации в ближайшие 20-30 лет? Есть ли такие оценки? И последнее, не могли бы вы мне сказать про господина Онищенко, который более или менее пребывает в России, но всё время в стрессе, и ездит в Англию к школьникам, там какие-то заразные болезни. Он так печётся о нашем детском и взрослом существовании, чтобы мы не умерли от вакцин, и не понимает, как вы сказали, что умираем мы от инфарктов и от каких-нибудь страшных болезней. Какова роль этого человека? Вы его, наверное, знаете. Как я понимаю, он где-то близок к вам, в здравоохранении советском он, по-моему, тоже вакцинами занимался. Спасибо.
Михаил Фаворов. В Китае устроено так. Китай – это не одна страна. И Китай имеет жёсткую коммунистическую партию, которая пытается жёсткой коммунистической рукой эти страны держать вместе. Я работал в Китае, в разных провинциях, даже, кстати, в советское время. Китай практически имеет внутренние договора: допустим, одна провинция производит вакцину против гепатита В, она передаёт технологию другой провинции и следит, чтобы там всё было по стандарту, как в первой провинции, потому что они на этом получают деньги. В Китае гораздо сложнее организация, но гораздо шире, потому что очень большая свобода бизнеса. Но, вы знаете, периодически там их расстреливают. То за лекарства, то за молоко. Да, огромная страна, 1,5 миллиарда человек. Примерно тем же путём пытается идти Индия, но это непросто. Китай находится в гораздо лучшем положении. Китайцы не стесняются закупать западные вакцины, пока не сделают свои. Когда они сделают свои, никакими патентами их нельзя задавить, потому что их больше, чем всех адвокатов в мире, вместе взятых. Понимаете, да? Китай – очень интересная страна. Я пытался провести исследования в Китае – ни разу не удалось. Пожалуйста, можете посмотреть, что мы делаем, пожалуйста, ознакомьтесь. Но чтобы мы это делали – практически невозможно. Не знаю, почему и как, буду ещё с этим разбираться. Сильно Китаем не занимался, мне сейчас не до Китая, я практически всё время провожу в Пакистане и в Индии – Карачи, Калькутта.
Борис Долгин. Я подозреваю, что один из смыслов этого вопроса – насколько глубока в Китае вакцинация, насколько доходит до периферии?
Михаил Фаворов. Ну, вы же знаете, это же Китай, это же лучшая бюрократия в мире. И по правде, у них даже экзамен, если ты не бюрократ, ты не можешь получить даже лицензирование. Очень хорошая, высокая прививаемость от всех вакцин-прививаемых болезней. Они не торопятся, я не могу сказать, что они уже прививают ротавирусную – нет, пневмонию – нет, но почему-то в Китае есть частная медицина, и богатенькие всё прививают. Но если вы возьмёте богатеньких в России, они тоже всё прививают. Посмотрите – частным образом все прививают всё! Почему – не понимаю. Наверное, что-то в этом есть. Болезни от вакцин. Прежде всего, нам сейчас надо переварить огромную проблему с ротавирусной – каждый третий – понос. У нас в России это ротавирусная инфекция, погибают от неё, и у меня умирали – я 10 лет работал в реанимации в Первой Инфекционной. Это было самое главное, пенистый понос, ты приходишь, а у тебя полстены залито поносом – ты знаешь, что это ротавирус. Эту вакцину надо прививать, но она очень дорогая, но что сделать? Как только её начнут делать в Индии, она подешевеет. Будем ждать. Это первое. Второе – пневмококк. Пневмококк надо привить. Мы недавно в журнале «Vaccine» увидели точно такое же исследование. Мы просто не знали, что американцы нас опередили. Когда привиты во время эпидемии дети и взрослые, группы риска – маленькие дети и старые взрослые, от пневмококка, они не умирают от гриппа. То есть для того, чтобы умереть от гриппа, надо иметь обе инфекции.
Какие инфекции появятся – это очень большой вопрос. У меня, по-моему, даже была такая лекция, о взаимодействии человечества и болезней. Мы сами создаём болезни. Мы изменяем окружающую среду – и у нас появляются новые болезни. Как мы с вами собираемся изменить в ближайшие 20-30 лет окружающую среду, я не знаю, поэтому не могу предсказать. Но то, что они появятся, – это абсолютно точно. Может быть, те, которые раньше были, опять появятся, или это будут новые инфекции. Самый прекрасный пример, который я описываю, – это ЦАРС, этот тяжёлый респираторный синдром в Китае, который возник от этих священных животных, бульваринов, которых лапку если съешь, никакой виагры не надо. И что же они стали делать? Они поехали к нам на Север и посмотрели, как у нас растят норку. А норку у нас растят так. У нас норке дают гормоны, чтобы она быстро росла, и антибиотики, чтобы она не болела. И тогда у них растёт быстро мех, и этим мясом кормят следующих норок. Китайцы решили, мы тоже так будем делать. Единственное, что они не знали, это что у них есть особый вирус. И как только они антибиотиками и гормонами задавили иммунитет, он попёр во все дырки. И первые два человека, которые умерли, это были как раз фермеры, которые обслуживали эту ферму. Третьего, наконец, положили в госпиталь, пневмония была у него, и дали дыхательный аппарат. А дыхательный аппарат стал дышать, и разнёс это по всему госпиталю. 60% погибших от ЦАРСа были врачи или медицинские работники.
Мы изменяем окружающую среду, мы получаем то, чего мы не ожидаем. Надо быть осторожными. Я, естественно, рассказал это схематично, там гораздо более интересные детали. Потрясающая последняя деталь: как китайцы сделали, чтобы он не вырвался из госпиталя. Они взяли полиэтилен, и этот госпиталь весь полиэтиленом замотали и липкой лентой заклеили. Вот так. Смотрите, будьте осторожны.
Про Геннадия Григорьевича ничего плохого не скажу, знаю его давно, многие годы. Знаю его как опытного эпидемиолога и политика. Хочу вам сказать: если не было бы Геннадия Григорьевича, эпидемии, которые у вас здесь были бы, были бы неисчислимы. Но так как их нет, Геннадием Григорьевичем недовольны. Что я говорил? Что только плохие новости попадают в газеты, впрочем, читать газеты стали меньше. Понятно? Я не буду говорить о его политических пристрастиях, но то, что страна 15 лет без копейки денег на санэпидслужбу не залилась в каких-нибудь фекалиях, это потрясающе, этого нигде в мире больше не было, и это его заслуга. Этот человек приходит нас работу в 5, и уходит с работы к 12, потому что у нас страна такая, от уха до уха. Это первое. Второе. Да, вы можете его не любить, это ваше личное дело, но я как эпидемиолог должен признать его абсолютные достижения, которые никто нигде не повторил. Ну, еще в Узбекистане Неизматов стоит, как страж, не даёт службе рухнуть. Служба – это то, что нас спасает. Был бы вместо Геннадия Григорьевича любой финансист, никакой бы службы такой не было. Геннадий Григорьевич, когда его взяли в плен в Чечне, отказался уйти, потому что шофёра не отпускали, они сказали: «Ты иди, а солдата оставь». Он сказал: «Я не пойду». Знаете, как обычно – один думает, другой знает. Я знаю. Я с Геннадием Григорьевичем работал на гепатите Е в Киргизии, и я знаю, что к его работе я не хотел бы никогда и близко относиться. Но я ему на самом деле глубоко благодарен, что он мою страну не опустил до того состояния, чтобы мне было бы стыдно. Извините за эмоциональность.
Константин Иванович. Существуют ли сейчас такие инфекции, которые не поддаются вакцинации, как бы над ними ни бились учёные? И второй вопрос: можно ли приехать живым из центральной Африки, из Центральной Африканской Республики, если сделать все вакцины?
Михаил Фаворов. Эпидемиология – это наука о рисках. Давайте по второму вопросу: риск вернуться живым из центральной Африки, из Центральной африканской Республики, у вас будет выше, но гарантировать не могу, от многих паразитов нету вакцин. От феляриотоза нет вакцины, и если он попадёт и червяк заведётся в глазу, придётся его палочкой выковыривать. Местные, кстати, отлично выковыривают, а у нас тут целые институты работают, чтобы из глаза его вытащить, целую операцию делают. Это шутка. Да, всеми нельзя: очень многие инфекции не имеют коммерческой ценности вообще. А если не коммерческой ценности, вы не заставите капиталиста вложить деньги, а они не вложат деньги, и никто не сделает. К сожалению, мы живём в таком мире и ничего сделать с этим не можем. Вот мы в IVI занимаемся холерой, потому что никто другой не хочет заниматься, мы несопоставимы с другими фармкомпаниями, мы маленькая группа. Почему мы работаем? Билл Гейтс даёт деньги. Делайте, чтобы была холера, чтобы всех прививать в Африке и в Азии. И мы работаем на 50% на деньги Билла Гейтса и 50% всяких общих других. Но вот что меня поражает: почему Абрамовичу не дать нам 5 миллионов? Ну, чем плохо сделать какую-то хорошую вакцину?
Вопрос из зала: А вы его заразите ротавирусом, он же не примет.
Михаил Фаворов. Его нельзя заразить, он в армии служил, а значит, уже иммунный, он переболел, у него натуральная инфекция. Заразить – это давить. Нет, не надо. Просто дать ему идею о том, что можно помочь Биллу Гейтсу, который Майкрософт свой разменивает на холерную вакцину и на брюшно-тифозную вакцину. Та же ситуация: брюшного тифа навалом, но в тех странах, где есть деньги, больных нет, никто не хочет этим заниматься. Вот, собственно, поэтому и был создан наш институт.
Ещё неприятная вещь. Есть такая штука – токсигенная палочка Колли, отвратительнейшая вещь. Народ мрёт от неё, особенно если мясо испорченное. В Америке, знаете, мясные продукты периодически отзывают, почему-то у нас никогда ничего не отзывают, наверное, у нас нет такой инфекции. Но, тем не менее, сделать вакцину против неё теоретически можно, но очень трудно, потому что она точно такая же, как нормальная Е-колли, мы же не можем сами себя убить, а Е-колли – это часть нас. Вот это одна из проблем.
Какую ещё вакцину я бы хотел сделать? Я бы хотел сделать вакцину, и я думаю, что со временем это будет сделано, от целого комплекса раковых болезней, в которых есть те или иные вирусные антигены. Я думаю, что уже была попытка этого, но просто технология того времени, когда этим занимался доктор Альштейн и другие, была ещё слаба. Я думаю, что сейчас будет такая возможность. Самое главное, что нам нужно, это нам нужен туберкулёз. Это позор. Туберкулёз растёт вверх, и становится его больше и больше, и у нас нет возможности его контролировать, потому что вакцина была изобретена 150 лет назад, 100 лет назад её начали использовать. Она хорошая вакцина, но она очень ограниченная, столетней давности, за 100 лет надо было что-нибудь переделать. Почему не переделали? Ответьте мне на вопрос, вся лекция моя на этом построена. Почему? Потому что толстые не болеют туберкулёзом, им болеют худые. А худые – это угнетённая часть населения, а они нуждаются в поддержке. Они, конечно, могут заразить и богатых, несомненно, даже есть такие случаи – у одного замминистра в средней Азии дочка заболела. Так что бывает. Но всё-таки это угнетённые группы: заключённые, наркоманы, люди с подорванным иммунитетом, не все, но в основном. Поэтому никогда не было раздражителя у человечества бороться именно с этими болезнями. А время пришло. Что-то я разошёлся, это мне свойственно, лекцию начал читать.
Вопрос из зала. Толстый в тюрьму может попасть?
Михаил Фаворов. Может попасть, но туберкулёзом может и не заболеть.
Константин. Насколько велика опасность в связи с развитием современных молекулярных технологий в биологии создания штаммов, которые будут нечувствительны к существующим вакцинам?
Михаил Фаворов. Понятно. У меня научно обоснованного ответа нет. Какие вещи я знаю. Что в Советском Союзе пытались сделать оспу, помните? Такую, военную. Много лет её создавали, наверное, лет 15. И я знаю вспышку 71-го года, которая произошла, и летальность была как от обычной оспы. Может, тогда молекулярно-биологичечких методов и не применялось. С использованием молукулярно-биологических методов – трудно сказать, но вы должны понимать, что если вы что-то модифицируете, например, туберкулёз, устойчивый к препаратам, мультирезистентный туберкулёз так называемый, будем считать, что он модифицировался под давлением антибиотиков. Что произошло? Да, он устойчивый, но только он стал гораздо менее заразный. Нельзя что-то приобрести, ничего не потеряв. То есть это будет большая проблема, ответить однозначно на этот вопрос не могу. Любой молекулярный медицинский биолог ответит, что, конечно, возможно, но так, чтобы научно обоснованно сейчас показать, какие будут конкретные мутации и как они будут действовать, у меня данных нет, а без данных рассуждать не люблю.
Борис Долгин. Да, вопрос был задан явно биологом.
Олег. Михаил Олегович, ответьте, пожалуйста, на вопрос по поводу качества российских вакцин и сравните это качество, пожалуйста, с мировыми производителями. Также, если можно, немного внимания уделите технологии производства, оборудованию и научному потенциалу нашей страны.
Михаил Фаворов. Ничего не могу ответить, к сожалению. И это одна из моих глубоких задумок, что мы с вами, объединившись, уговорим наше правительство войти в коучредители IVI. Было бы очень здорово. Тогда мы могли бы оказывать методологическую помощь, потому что у нас лучшие специалисты мира по вакцинологии, кто не хочет работать в частном бизнесе, или кто уже достаточно поработал, в основном такие, уже имеют возможность работать для души. Они могли бы оказать огромную поддержку в отношении и производства, и становления всего.
В отношении вакцин могу сказать, что спрос на наши вакцины на внешнем рынке – только в тех странах, которые являлись раньше нашими. Закончил недавно одну работу про одну инфекцию, вообще, довольно неприятные впечатления, я недавно делал на полчаса про это доклад. Что там получилось: был перерыв в использовании одной из вакцин. Десятки лет использовалась российская вакцина, и всё было хорошо. Одна страна решила, что они теперь такие развитые, и устроят международный тендер. И на 10 центов им продали дешевле вакцину. После этого начались страшнейшие осложнения, и они тут же её остановили. Но пока деньги вернули, пока они купили новые, получилось, что не было вакцинации в течение полугода. Для меня это оказалась контрольная группа, потому что такую контрольную группу нельзя сделать. Это неэтично не делать вакцинацию, когда вы долны делать вакцинацию. Тогда, когда у меня появилась контрольная группа, я пошёл назад, посмотрел вакцину, которую они купили, посмотрел нашу российскую и посмотрел новую, которую они купили на Западе. И разница была принципиальной. Пока вот только так могу сказать, потому что мы продолжаем анализы, и так как там возможны всякое, я не могу выдавать конкретные проценты.
Борис Долгин. Я не совсем понял, то есть новая вакцина оказалась менее эффективной?
Михаил Фаворов. Нет, была российская многолетняя, потом восточноевропейская, которая была хорошая, но давала очень много осложнений, потом не было никакой, а потом была западная. И западная дала наилучшую эффективность, то есть наибольшее число детей не заболело этой болезнью. Просто ещё не опубликованы данные, но это единственное, что я могу сказать. Но в отношении сравнения вакцин – это всегда очень сложное понятие. Например, давайте с вами рассмотрим туберкулёз. БЦЖ – всем известная вакцина. У нас свой штамм, у датчан свой штамм, у французов свой штамм, у японцев свой штамм – как сравнивать? Потому что если мы будем сравнивать в России, наш штам будет хороший, лучше всех, он для нашего туберкулёза и выведен. Но если мы его возьмём, допустим, в Японию, он там вообще не работает, например.
В отношении вакцинных производств – необходимо иметь ВОЗом сертифицированное производство. Если мы не сделаем хотя бы несколько, мы не что отстанем, мы отстанем навсегда. Сертифицированное – это GMP. Ну что мы не можем сделать? Ну, купите вы GMP-блок, он стоит копейки – 10 миллионов. Привозят его чуть ли не на самолёте. Поставят – и будет у нас GMP-блок, тогда можно будет с этим работать, тогда можно будет показать её эффективность, и тогда можно будет задушить цены. А так, конечно, цены у нас будут меньше. Но почему-то это никого не интересует. Я не понимаю почему. Помните – вакцины высокорисковое производство. Столько борцов с вакцинами развелось, что деньги страшно вкладывать. Это вот проблема. Но то, что нам необходимо хотя бы несколько производств тех вакцин, которые мы делаем внутри, и чтобы они были по GMP, это совершенно очевидно.
Вопрос из зала GMP – это же железо. А менталитет?
Михаил Фаворов. Что же мы, не можем людей обучить? Как человек попадает в Корею, он моментально становится с GMP-менталитетом.
Вопрос из зала. У меня три вопроса. Первый слайд, который вы демонстрировали, я не помню, я заметил, что он показывает степень вакцинации по странам, и на Северной Америке показано «нет данных». С чем это связано? Второй вопрос финансовый. В какую прибыль закладываются при производстве новых вакцин? И третий вопрос, как бы вы прокомментировали ситуацию со свиным гриппом, которая была у нас прошедшей осенью? ВОЗ объявлял какие-то оранжевые, красные степени опасности, предположение, что сейчас у нас будет плохо, в результате вакцина не клюёт. Я посмотрел – смертность почти на порядок выше, охват на два порядка ниже. То есть некое локальное событие развили до величины Помпеи, подняли гам.
Михаил Фаворов. Нет, давайте по-честному. Вы мне уже не задаёте вопрос, а рассказываете, что вы думаете по этому поводу.
Вопрос из зала Я высказываю, что происходило, транслируя своё представление. А теперь я хотел бы третий вопрос.
Михаил Фаворов. Давайте, на первые два вопроса я отвечу, а третий вы мне зададите именно вопрос: это будет такая фраза, у которой в конце будет стоять знак вопроса.
Почему Америки на этой карте нет? А в Америке нет государственного вакцинирования, в Америке всё частное, или штатское. Моя жена не могла поверить, что в Америке даже железные дороги везде частные. Нет в Америке единого государственного вакцинирования.
Борис Долгин. После нынешних реформ здравоохранения и не появится?
Михаил Фаворов. Думаю, что нет. Система другая, смысл такой. Вы можете не вакцинировать своего ребёнка, если хотите. Но мы можем его не взять в школу. А почему? Потому что он не вакцинированный. У нас в документах каждой школы, каждого детского сада написан список вакцин, которые вы обязаны иметь. И вы идёте и платите за вакцины, вы платите медсестре, которая вводит вакцину, и вы получаете сертификат, который вы носите всю жизнь с собой. Если вы едете в другую страну, вы его должны показать. Кстати, знайте, в Мали, если кто-то поедет, многие люди попадали в большие проблемы: не пускают в страну без сертификата вакцинации, и там должна стоять жёлтая лихорадка. Я чуть не помер от неё, но мне привили, и сыну моему привили, но мы оказались высокочувствительными и чуть не померли. Так что очень многие вещи сейчас с вакцинами меняются. Поэтому показаны только страны, которые с правительственными программами.
Норма прибыли обычно, я так думаю, 100% на каждом этапе. Но я специально этим не занимался, это не входит в мою компетенцию. Но бизнес по-другому не работает. Производитель производит автомобиль за 5 тысяч, передаёт продавцу за 10, продавец продаёт дистрибьютерам за 20. Это общий принцип. Конечно, это очень генерализованная система, но иначе вы не сможете ничего прививать.
И, пожалуйста, сформулируйте совой вопрос.
Борис Долгин. Я попробую сформулировать, если устроит формулировка. Как избежать ситуации, и нет ли вообще проблемы с ситуацией переоценки опасности и, соответственно, излишних затрат, неважно, национальных или прочих.
Михаил Фаворов. Помните историю с волками? «Волки, волки!» – раз кричал мальчик, второй раз кричал, на третий раз никто не пришёл. ВОЗ не может допустить такого риска, потому что нас, как население, съедят один и единственный раз, и мы не можем этого допустить. Причина, почему эпидемии не случилось – потому что начали так орать, начали на всех надевать маски, перестали люди летать, поэтому сократились контакты с этими людьми, то есть мы уже повоздействовали. Вирус, кстати, свиной, и я это сразу говорю, он ещё переходный, он плохо цепляется на человека. От человека к человеку уже передаётся – не как птичий, тот вообще не передаётся. Рецептор у него ещё вялый, он ещё не липнет, как обычный человеческий штамм, то есть ещё пройдёт время.
Борис Долгин. То есть потом будет хуже?
Михаил Фаворов. Может.
Первое. Не было плохо, потому что вовремя схватились. Почему-то это как-то не учитывается, а это очень важно, потому что раньше не хватались. В 1918 году почему первый раз была пандемия? Потому что возили войска на пароходах, и уже времени не хватало за инкубационный период переехать в новое место. Вы знаете, из Мексики сразу он рванул во все стороны. В Мексике он был очень тяжелый, а больше тяжёлый нигде не был. Почему? Доза уменьшилась, люди стали избегать контактов, и многие, многие, многие вопросы.
Второе. Это не значит, что мы вопрос закрыли, потому что вы знаете, в Южном полушарии уже начался новый подъём. Бог даст, может, у нас не будет более высокой летальности, чем сейчас. Но если у вас будет возможность привиться, сделайте мне одолжение, привейтесь, пожалуйста. Я буду спать спокойно. Это вам ничего не будет стоить – сходите и привейтесь.
Борис Долгин. Спасибо.
Александр Платонов, Служба благополучия человека. Прежде, чем произнести некоторую речь, я хотел бы ответить на вопрос, можно ли как-то вывести некий патоген вакцин. Это смотря какой патоген. Этот самый пневмококк, о которым мы говорили, – запросто, потому что вакцина там типовая, на определённой поверхности антиген, и убрать ничего не стоит, поменять на другую. Там из каких-то вирусных патогенов антиген, может быть, действительно достаточно сложно убрать, потому что он нужен для жизнедеятельности самого гена.
