У нас GMP — это скорее диплом, а не работающая практика

0
1412

Основатель и глава фармпроизводства «Цитомед» Александр Хромов рассказал dp.ru, как грипп помогает строить заводы и возвращать долги, почему обучать будущих профессионалов фармотрасли приходится со школы, а развивать производство инновационных лекарств и активных субстанций — без помощи банков и государства.

Александр Хромов
Александр Хромов

Хорошо у вас идут дела из-за эпидемии гриппа в Петербурге?

Да что хорошего, все болеют, я с мокрыми ногами второй день уже. Я не люблю грипп, хотя у нас есть препараты, которые пользуются спросом во время горячего гриппозного сезона. Но при такой панике среди населения всегда возникает проблема пустого склада. Я не знаю, оправдан ли в этом году такой ажиотаж. И есть ли грипп вообще? Мой знакомый 3 года назад защищал кандидатскую в НИИ гриппа. По его словам, при прохождении эпидпорога выделяются деньги на диагностику генотипа вируса для 4% пациентов. На большее денег нет, так как каждый анализ ПЦР стоит примерно 1 тыс. рублей. Остальным ставят диагноз по старинке, на основании симптомов. О какой точности может идти речь? Вот я промочил ноги, бронхит хронический, 60 лет — вся симптоматика налицо, но у меня точно нет гриппа. Диагностировать нужно всегда, плюс смотреть, какой именно штамм вируса, потому что от этого зависит выбор конкретного препарата. У нас же этого не делают. Пресса еще активно подогревает панику — грипп, грипп…

Неужели вы не заинтересованы в быстром росте продаж?

Мы каждый год стабильно получаем прибыль. «Цитомед» построил один завод в Финляндии, достраивает второй под Петербургом. У нас средний бизнес. И 50% населения в мире работает как раз в таких компаниях, как наша. Фактически это как семейный бизнес, когда собственник и сотрудники лично знают друг друга. Поэтому и отдача больше, и социальные вопросы решаются гораздо эффективнее. Государству бы просто отойти в сторонку — и будет все замечательно. В идеале, не надо брать даже налоги, пускать деньги по большому кругу, провоцируя коррупцию и воровство. Тогда, может, в нашей стране и социальные программы наконец заработают.

В прошлом году мы, например, вплотную занялись профориентацией. В российской фармацевтике есть очень хорошие старые кадры — замечательные химики, врачи-иммунологи, например, Левон Борисович Пиотровский, но все они уже в возрасте. Мы, конечно, с ними работаем, но сколько времени это еще продлится? А мотивированных специалистов нужной квалификации, к сожалению, на рынке труда очень мало. Следующее поколение не было подготовлено должным образом, плюс эмигрировало много умных ребят. Поэтому сейчас браться за воспитание кадров приходится уже со школы. Совместно с петербургской фармакадемией (СПХФА) «Цитомед» запустил творческий конкурс для старшеклассников — «Российская школа фармацевтов». Лучшим оплачиваем обучение, плюс разрабатываем методические материалы для учителей, объясняем ребятам, чем занимается современная фармацевтика, какие интересные задачи им придется решать, если они выберут эту профессию. В общем готовим смену профессиональную для отрасли, лет через десять посмотрим, что из этого получится. Так что наша небольшая компания одновременно и налоги платит, и заводы строит, и инициирует социальные проекты, и никакой помощи от государства не получает.

А заемные средства используете?

Нет. В «Вертексе», где я возглавляю совет директоров, у нас большой кредит от ЮниКредит банка. А в «Цитомеде» нет. Это принципиально. Потому что ставки немыслимые. Нормальная доходность — 13-15%, а тут банк, у которого нет собственных средств, который просто вовлекает транзакции в оборот, получает такие проценты. Это нонсенс. Такого нигде нет в мире. Мы построили площадку в Финляндии, и нам есть с чем сравнивать. Были попытки строиться в России, еще мой брат (Алексей Хромов, основатель сети аптек «Первая помощь» и компании «Вертекс») пытался. Землю покупал, проект готовил, а потом оказалось, что и земля не та, и документы не подходят… Я тоже намаялся, ну и сделал шаг через границу и там построил площадку. Я настолько привык не рассчитывать на государство, что только потом узнал про автоматический возврат части инвестиций, который происходит в Европе, если ты проект реализовал. При этом не надо ни с кем договариваться, просто скачиваешь форму заявки в Интернете, заполняешь, подаешь — и все.

Какие в Финляндии сложности?

Там всё можно очень быстро построить, получить разрешение на эксплуатацию. Но валидация производства по системе GMP, получение разрешений на производство лекарств — очень сложная и скрупулезная процедура. Но мы пришли туда научиться, подготовить специалистов, которых я бы очень хотел перевезти потом в Россию. Другая сложность — высокие тарифные ставки. Скандинавы загнали себя в такой социализм, что сейчас не знают, как из него выйти. Прогрессивная шкала налога выросла до 64%, что, конечно, не стимулирует человека к работе и получению прибыли.

Тем не менее в этом году завод «Цитомед» уже выпускает продукт, он рентабелен. Завод заплатит налоги, вернет часть инвестиций, даже дивиденты какие-то будут. Мы пока запустили только одну линию из четырех, выпускаем препарат в капсулах, противогриппозное средство. Всё, что сейчас продается в России, мы выпускаем на европейской площадке, с европейским качеством. Требования там гораздо жестче.

Даже с учетом принятых в России стандартов GMP?

У нас GMP — это скорее диплом, а не работающая практика. Аттестация специалистов GMP, которые должны работать на фармпредприятиях, не вопрос министерских корочек. Помимо определенной квалификации, специалист по контролю качества должен обязательно отработать 2 года на уже сертифицированном предприятии. А таких в России просто нет. На Западе GMP-специалисты участвуют в обсуждении вопросов, волнующих профессиональное сообщество, годами зарабатывая себе имя, рейтинг. У нас же вся система аттестации какая-то советская. Мы приходим в то, что уже сделано, и хотим участвовать, но очень по-своему. По-российски.

А когда начнут работу остальные три линии в Финляндии?

Так как мы производим активные субстанции для своих лекрств сами, то запуск производства напрямую зависит от того, когда у нас получится подготовить к экспорту в Европу активную субстанцию, разработанную в России. Мы аттестовали сейчас пока только две субстанции. Вторая очень сложная, это ветеринарная субстанция, которая требует множества согласований, разрешений в европейской зоне. Мы практически всё это прошли и в ближайшее время отправим первую партию для тестов, приступим к валидации.

Какие-то новые продукты выводите на рынок?

Да, в марте должен выйти интересный продукт, который не только снимает воспаление в простате, но и впрямую влияет на репродуктивную функцию. Препарат уже прошел клинические испытания третьей фазы. Их результаты, в том числе проверка по современному МАР-тесту, дают основание назначать данный препарат при аутоиммунных формах мужского бесплодия. А это 8% всех случаев в мире. Наш препарат позволяет в 6-8 раз улучшить ситуацию с подвижностью сперматозоидов и существенно снизить число антиспермальных антител. Похоже, мы нашли решение проблемы, связанной с аутоиммунным бесплодием у мужчин. В этом году мы разошлем препарат во все центры репродукции, будем ждать, чтобы потом показывать уже именно эти результаты – детей, которые родились, а не просто цифры. А женщины начнут рожать, я не сомневаюсь в этом.

Открытие завода в России было анонсировано на лето 2015 года, почему перенесли?

Разрешительные процедуры и обязательства государства по отношению к инвесторам и нарушаются, и безумно затянуты. В петербургском фармкластере за заборами уже построенных современных предприятий сейчас то же самое, что было 3 года назад, — грязь по колено. И через 5 лет, я бьюсь об заклад, будет то же самое. Мы взяли там уголочек, сами подтащили дорогу из никуда в никуда. Но формально ее не существует. По этой причине пожарные не могут подъехать к нам, если что-то случится, и вводить объект в эксплуатацию они тоже не могут. На карте в генплане нарисована другая дорога, которой нет и, может быть, еще 5 лет не будет, а наша дорога не нарисована. Мы, конечно, пытаемся найти компромиссы. Вот потратили год, первую очередь разрешено ввести в эксплуатацию. Думаю, в ближайшее время технические сооружения: котельные, энергопитание, склад — также будут сданы. Весной-летом попробуем запустить производство, монтаж оборудования уже идет.

Параметры завода не изменились?

Параметры мы закладывали лет на тридцать работы. Что касается инвестиций, то многое мы оплатили заранее. «Цитомед» вообще все свободные ресурсы сразу же пускает в строительство, так как большинство трат у нас валютные. Например, сейчас грипп и, конечно, мы хорошо продаем свои препараты, появилось понимание, что можем позволить себе чуть больше. На днях приняли решение, что дополнительно сделаем еще стерильный участок. На гриппе наживаться нельзя, но, получая дополнительный доход от ситуации, мы доукомплектовываем производство импортным оборудованием.

Какой свой препарат считаете блокбастером?

«Цитовир» у нас отлично продается, около 5 млн упаковок в год, его детская форма очень популярна. Свой препарат мы пока не рекламировали. Если будет активная реклама, у нас не хватит препарата. Кстати, соотношение затрат на рекламу и объема продаж у нас все эти годы уникальное. В основном реклама всех ведущих брендов, которые вы видите по телевизору, составляет 20% от цены. А мы все свободные деньги в заводы вкладываем. В то же время я понимаю, что без рекламы центральных продуктов не обойтись, поэтому впервые обратился в рекламные агентства. Не потому, что продукт плохой или не продается, но такая плотность активности конкурентов на телеэкране, что поневоле начинаешь беспокоиться.

Как сильно росла стоимость ваших лекарств?

Мы, конечно, дрогнули. В 2015 году, несмотря на все эти безумные всплески, мы повысили цену только на 3%, а в этом году на 10%. Иначе нам придется брать кредиты.

Какой был оборот компании «Цитомед» в 2015 году?

Около 1,5 млрд рублей. Но это отгрузки, деньги мы увидим только через 150 дней. Мы не знаем, что будет с тех объемов, которые мы отгрузим сегодня. Российский фармрынок семимильными шагами идет к монополизации. Крупнейшие дистрибьюторы «Катрен» и «Протек» уверены, что остальные оптовики вообще не нужны. Пока мы работаем с тремя-четырьмя дистрибьюторами, и ситуация становится все хуже. «Катрен» в декабре вдруг решил, что долг 100 млн рублей он нам будет выплачивать до июля равными долями. Просто поставил перед фактом. Начался грипп, они, конечно, встали в очередь, а мы им ничего не грузим — сразу же деньги вернули.

В этом году будем расширять число партнеров. Работа напрямую с крупными аптечными сетями возможна, но только если они отладят свою логистику центрального склада, упростят заказ и увеличат объемы.

А почему вы не работаете с госпитальным сегментом?

Что-то получить из бюджета, просто подав заявку и сказав, что у тебя очень хороший препарат, даже доказательно, невозможно. Надо идти договариваться. А договариваться сегодня с чиновником… нет. Это принципиальный вопрос. Вот сейчас Владимир Владимирович начал бороться с коррупцией во всех эшелонах власти, когда-нибудь он ее, наверное, наконец поборет. Тогда можно будет прийти, подать заявку и спокойно продать свое лекарство на любом тендере, не договариваясь ни с кем. Пока нет.

В целом законодательные изменения последних лет как-то улучшают ситуацию?

Есть госпрограмма по активным фармсубстанциям, выделено, по-моему, 800 млн рублей на следующий год на исследования. Я говорю: мы уже целый завод построили, он и для Европы-то значимый. У нас же 23 реактора для синтеза фармсубстанций. Проблема активных субстанций в России до нас вообще никем не решалась. А ведь когда есть готовая субстанция, что-то выпустить и упаковать — не проблема. Но мы государству неинтересны, у них своя жизнь.

Какая-то печальная картина.

Ну извините, мне же не 25 лет, тогда все было радостно. Пока я не вижу перспективы. Импортозамещение? Это движение вниз, в пещеру, в каменный век. Не выбирать ключевые компетенции и постепенно их развивать, а заместить всё, используя устаревшие технологии, так как новейшие разработки защищены патентами, наладив производство на импортном же оборудовании… Это какой-то тупиковый путь.

Весь мир интегрирован и, несмотря на конкуренцию, уже давно совместными усилиями ищет решения. Не какой-то институт или государство вдруг справится с проблемой Эбола, а весь мир совместно работает над этой задачей и решит ее. Только так.

Завод в Финляндии работает на иностранный рынок?

Пока мы смотрим,что именно можем там продавать. Регистрация новых лекарственных препаратов в Европе и США — это вопрос безумной капитализации, которая нам не по карману. В Финляндии маленький рынок, все население — 5 млн человек, а затраты на регистрацию препарата высоки. Знаете, «ГлаксоСмитКляйн», МЕРК прямо говорят: приходите к нам с хорошими идеями, мы дадим вам опубликоваться в уважаемом журнале, а бизнес — это наша прерогатива.

Пока я в начале пути, общаюсь с национальными комитетами здравоохранения в Скандинавии, они очень уважаемы на рынке. Я потрачу еще лет десять и, надеюсь, что-то выведу на финский рынок. Если Финляндия зарегистрирует, то проще будет работать с остальной Европой. Прибалтика, Швеция, Германия — не быстро, потихоньку. Лет через тридцать-сорок я… или не я уже, двинусь дальше. Это перспективно, интересные патенты у нас есть.