Министр здравоохранения РФ Вероника Скворцова дала интервью газете «Известия», в котором рассказала о том, какие инновационные биопрепараты станут доступны россиянам уже в следующем году, когда диабетиков избавят от ежедневных инъекций, как в России борятся с неинфекционными заболеваниями.
Сейчас неинфекционные заболевания (НИЗ) — сердечно-сосудистые, онкологические, хронические респираторные, а также диабет — признаны важнейшими проблемами здравоохранения в мире. Может ли Россия перенять какой-то опыт у зарубежных коллег?
Мы можем не только перенять, но и дать. По шкале эффективности разных государственных систем в плане борьбы с неинфекционными заболеваниями мы устойчиво находимся в десятке лидеров среди 194 стран. Но свои нюансы есть в каждой стране. Есть, например, такая финансовая мера — увеличение акцизов на продукцию, приносящую вред здоровью человека: алкоголь, табак, отдельные продукты питания. Здесь большинство стран движется вперед быстрее, чем мы. Нам еще предстоит этот путь пройти, но мы по нему уверенно идем.
Минздрав сейчас активно занимается развитием биомедицины и разработкой биопрепаратов. Что конкретно в ближайшее время будет доступно российским пациентам?
Основные разработки, которые находятся на стадии выхода в клинику, — это прежде всего новые способы терапии онкологических заболеваний. Высокотехнологичная фармакология сегодняшнего дня связана с препаратами на основе моноклональных антител: на их основе появляются таргетно действующие иммунопрепараты. Один из них — анти-PD1 — успешно прошел вторую фазу клинических исследований и вошел в третью фазу — исследование, в котором будут принимать участие несколько научно-медицинских центров Москвы и Петербурга. Препаратов типа анти-PD1 сейчас еще четыре, все находятся на разных стадиях клинических исследований.
О лечении каких видов рака идет речь?
Анти-PD1 эффективен при запущенной стадии метастазирующей меланомы, немелкоклеточном раке легких, раке почки и мочеточника и ряде других. Это разные типы рака, но их объединяет единство механизма, по которому наша иммунная система их видит и различает. При применении препарата анти-PD1 мы видим сокращение метастаз на 40% и иногда полный регресс первичного очага. Это очень важно: исчезает источник, рождающий метастазы. Дальше легче работать с таким пациентом.
Появился препарат, который влияет на другую группу онкологических заболеваний. А также еще два, которые можно использовать в сочетании с первыми двумя. У них пока нет названий, только номера.
Чьи это разработки?
Отечественные. Например, ученые одной петербургской компании одними из первых разработали технологию, которая позволяет, забирая клеточный материал из организма человека, преобразовывать генетически и возвращать в организм модифицированные клетки. Что оказывает потрясающее воздействие на патологические процессы.
Открывается принципиально новая персонализированная фармацевтика, когда эти препараты выпускают не отдельные заводы, а на территории клиники формируется «чистая» зона, работающая как малое фармпредприятие для пациентов. Их госпитализируют за три-четыре недели до самой манипуляции, берут материал, обрабатывают и создают из него фактически лекарство. Такой механизм уже работает, например, в Национальном медико-хирургическом центре имени Пирогова в Москве. Рассматривается возможность организации еще двух современных производств в Петербурге на базе Алмазовского центра и в Москве на базе Онкологического центра.
То есть в России уже созданы индивидуальные лекарства?
Да, они созданы для конкретного человека. Это важно, потому что одна и та же опухоль по исходному клеточному составу в каждом организме персонифицирована, продолжает мутировать, и возникают персональные онкомаркеры.
В будущем мы сможем определять их с помощью жидкостной биопсии, а наработав индивидуальный «коктейль» из нескольких препаратов, которые нужны человеку, мы увидим регресс онкологического заболевания. Сейчас пока это наше будущее, но оно уже настолько очевидно, что мы постараемся пройти этот отрезок очень быстро.
О каких сроках идет речь?
Думаю, первые результаты появятся в период от трех до пяти лет.
А в ближайший год российских пациентов ждут какие-то инновационные методы лечения?
Например, клеточные технологии лечения сахарного диабета. Мы можем фактически заменить клетки поджелудочной железы, продуцирующие инсулин. Они встраиваются в матрикс железы и начинают сами продуцировать гормон.
Клетки вводятся разово? То есть диабетики смогут навсегда расстаться со шприцами?
Хотелось бы, чтобы это было разово. Но здесь еще предстоит поработать: пока трудно сказать в эксперименте, как долго такие клетки проработают. Возможно, это будет курс.
Помимо этого, мы уже получили хрящ из стволовых клеток человека, который может быть использован для восстановления внутрисуставной поверхности, и аналог кожи человека — он незаменим при лечении ожогов.
Завершаются доклинические исследования по использованию стволовых клеток, которые выстраиваются вокруг очага в пораженном полушарии мозга и в течение нескольких дней фактически пропитывают собой пораженную структуру мозга. Это приводит к ускоренному восстановлению при инсульте, посттравматической кисте или другой патологии. Движение вперед очевидно.
Какова сейчас ситуация с обезболиванием онкологических больных?
По независимым оценкам, существенно лучше, чем было. Нам вместе с общественными организациями удалось многое сделать: увеличены объемы выдачи лекарств, продлен срок действия рецепта, упрощены условия хранения, отменено требование по возврату упаковок использованного лекарства, упрощен порядок выписки. Мы разрешили продавать наркотические и сильные обезболивающие препараты в фельдшерско-акушерских пунктах и сельских врачебных амбулаториях, если там нет аптечных организаций. Открыты горячие линии для людей, нуждающихся в обезболивании, но сейчас они практически пустые, а начинали мы с настоящего шквала. Первый раз я была очень обрадована на новогодние праздники этого года: на горячую линию пришло всего шесть сигналов. В общем, принятые меры возымели эффект.
Планируете еще большее упрощение?
Основные меры уже приняты. Сейчас вопрос не в упрощении, а в том, чтобы обеспечить неукоснительное исполнение всех принятых норм. Поэтому если сейчас есть какие-то сбои — это человеческий фактор, искажение системной политики и методологии.
