ДЕНИС МАНТУРОВ, заместитель министра промышленности и торговли РФ, рассказал о том, как федеральная целевая программа развития фармацевтической промышленности до 2020 года (ФЦП «Фарма-2020») будет развивать отечественный фармацевтический рынок и увеличивать продолжительность жизни граждан.
— Основная цель стратегии развития фармацевтической промышленности до 2020 года?
— В первую очередь она направлена на разработку современных лекарств — от исследований до серийного производства. Обычно этот цикл длится 12 лет. Мы сейчас вырабатываем соответствующие механизмы венчурного финансирования, аналогичные зарубежному опыту, которые помогли бы делать новые перспективные продукты.
— Что это за механизмы?
— Мы расскажем обязательно, но попозже. Просто не хочется делать холостых выстрелов, пока идут согласования. Главная цель «Фармы-2020» — переход нашей промышленности на новый, инновационный путь развития. Поэтому упор делается на поддержку разработок лекарственных препаратов с высокими рисками и длинными сроками. Конечно же, в программе есть разделы, посвященные импортозамещению и подготовке кадров.
— Амбициозный проект начался с низкого старта: сегодня, по оценкам экспертов, до 80% российского рынка лекарств принадлежит иностранным игрокам. И только 20% — российским.
— В упаковках или деньгах?
— В деньгах.
— Если говорить об упаковках, то преимущество — у российских производителей. Зеленка и бинты стоят недорого, но именно они формируют объем. А что касается дорогих препаратов, то, к сожалению, пока преимущество у иностранных производителей. Поэтому мы и ставим задачу на первоначальном этапе, до 2020 года, сначала пройти этап дженериков, восполнить объемы, а затем перейти на инновационный путь развития.
— Наша страна превращается в страну готовых лекарственных форм. Почему никто не инвестирует в производство субстанций?
— Субстанция — это сегодня весьма затратный продукт. А химические субстанции еще и грязный в экологическом плане продукт. Раньше Советский Союз поставлял субстанции по всему соцлагерю, но потом СССР распался, были нарушены экономические связи. Пока мы 15 лет приводили экономику в порядок, выстраивали новые отношения, нашу нишу на рынке субстанций Восточной Европы и некоторых бывших советских республик заняли Китай и Индия. Надо признать, что китайские и индийские химические субстанции дешевле, поэтому производить их в России нерентабельно. Выгоднее покупать их за рубежом. Причем не всегда в Азии. Например, «Фармстандарт» заказывает субстанции для производства арбидола в Италии. Если на химические дженерики китайского и индийского производства большого ума не надо, то биотехнологии — это совсем другой уровень. Поэтому производство высокотехнологичных субстанций мы считаем приоритетом. Например, комиссия по модернизации экономики поддержала новый проект по моноклональным антителам с участием «Генериума».
— Согласно ФЦП, на создание и разработку российских лекарств выделяется около $1 млрд. Но, к примеру, Pfizer тратит столько на разработку только одного нового лекарства.
— Это фикция. Столько денег на разработку они не тратят. На самом деле они покупают практически готовый препарат на стороне, ничего не разрабатывая самостоятельно. И при этом они действительно могут заплатить $500-600 млн и затратить дополнительные средства только на раскрутку этого препарата. Тогда я с вами соглашусь. У западных компаний есть широкий выбор инвестиций — это и венчурное финансирование, посевные фонды, есть покупка готовых, по сути, уже разработок на разной стадии: могут купить на первой фазе доклинических испытаний за несколько миллионов. К примеру, российская компания «ХимРар» купила у швейцарской «Рош» разработку препарата для лечения СПИДа за $5 млн. При этом инвестор будет получать роялти с каждой проданной упаковки. Вариантов такого сотрудничества множество. Сегодня при слиянии некоторые крупные корпорации не могут «переварить» некоторые разработки сами и отдают их на аутсорсинг специализированным компаниям. Иные, как «Мерк», меняют стратегию и концентрируются только на определенных заболеваниях, соответственно, все остальные наработки они распродают. Поэтому подчеркну, что $1 млрд по федеральной целевой программе выделяется не только на разработку новых лекарств, но и на переработку «слабых» лекарств. Это изменение форм доставки, комбинаторика, новая индикация, терапевтическое действие и т. д. Эти новые технологии тоже можно рассматривать как часть финансирования ФЦП, которое, надеюсь, принесет дополнительные доходы российским компаниям.
— А почему $1 млрд, а не $10 млрд, например?
— Мы исходили из реалистичности плана. Больше за столь короткий срок трудно эффективно вложить. Во-вторых, мы ограничены в ресурсах. Порядка $2 млрд на финансирование отрасли у нас заложено до 2020 года.
— Критиков программы смущают очень сжатые сроки.
— А что там такого сложного? Сейчас мы имеем 25% рынка лекарств, а к 2020-му будем иметь 50% лекарств. Абсолютно реалистические планы.
— У нас разрушена научно-исследовательская база. Износ оборудования некоторых профильных НИИ составляет 80-90%.
— Останутся только отдельные ведущие НИИ, остальные будут объединены или закрыты. Поэтому мы ставку делаем на университеты, которые имеют приличную прикладную базу. Так делают во всем мире. А у нас образовательные учреждения отдельно, а НИИ — отдельно. Почему многие наши вузы проигрывают в рейтинге западным конкурентам? Потому что те располагают внедренческой базой. Мы намерены активно восполнять этот пробел и будем финансировать создание «центров превосходства» на базе наших образовательных учреждений.
— А хватит ли высококвалифицированных и мотивированных кадров для таких центров?
— Вы знаете, чем мы сейчас занимаемся? Мы скупаем наши таланты, которые уехали на заработки за рубеж. И многие с удовольствием едут. Готовится законодательная база, призванная создать льготный режим для возвращения наших ведущих специалистов на родину. Процесс набирает силу. Если обратить внимание на новые биотехнологические компании в России, то на ключевых позициях там находятся люди, имеющие за плечами большой опыт работы в западных корпорациях. Например, большинство руководителей отделов в «ХимРаре» или «Генериуме» работали за рубежом и вернулись домой. Это компании совершенно другого уровня.
— Третий год СМИ активно обсуждают тему фармкластеров. Для чего они нужны России?
— Кластеры нужны для того, чтобы профессионально развивать российскую фармацевтику. Они будут создаваться путем объединения ведущих профильных образовательных и научно-исследовательских институтов. На наш взгляд, наилучшие площадки для создания кластеров сегодня располагаются в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Самарской области, Татарии; с небольшими оговорками — в Екатеринбурге, Ярославле и Подмосковье. Здесь сосредоточены цвет нашей науки и современные лаборатории. Производственные мощности сегодня вторичны: построить новый современный завод дешевле, чем переделать старый.
— На Западе в качестве «магнита» для кластера обычно выступают крупные компании, которые финансируют научные разработки. Есть ли в России такие желающие?
— Конечно. Сегодня вся отечественная фарма финансируется частными структурами. Госкомпаний практически не осталось. Из крупных производителей можно выделить только Завод имени Семашко и «Микроген». В текущем году на НИОКР из госбюджета запланировано порядка 900 млн рублей. Так что создание фармкластеров мы считаем очень перспективным направлением.
— На чем будут сделаны акценты?
— В первую очередь на локализации. Мы будем всячески помогать в создании производств с их постепенной локализацией и превращением в национальный продукт. При этом российские производители будут иметь преференции при закупке лекарств и медтехники. Хочу отметить, что мы приветствуем привлечение иностранного капитала. Если зарубежные инвесторы захотят строить в нашей стране новые мощности, мы не будем им мешать. Однако мы оставляем за собой права на определенные условия для иностранных инвесторов. Сейчас вырабатываются критерии, кого считать иностранным инвестором в фармацевтике.
— Компании, пожелавшие строить новые заводы, в той же особой экономической зоне Санкт-Петербурга, не скрывают того, что надеются на помощь государства. На что они могут рассчитывать?
— В основном только на инфраструктуру. Если речь идет об особой экономической зоне, то там вся инфраструктура предоставляется администрацией ОЭЗ. Кроме этого частные компании могут участвовать в конкурсах по финансированию НИОКР. Еще одна мера господдержки касается экспортеров: российские производители лекарств и медтехники могут рассчитывать на субсидирование процентных ставок по кредитам. Такая программа по всей промышленности работает уже более пяти лет. За это время предприятия-экспортеры получили около 28 млрд рублей, что дало толчок для развития экспорта на 1,5 трлн рублей. В прошлом году к ней подключились первые фармпредприятия. К сожалению, объемы пока невелики: наша фармпродукция пользуется спросом пока в основном в ближнем зарубежье.
— Сейчас в России строится много мощностей, в том числе и по стандартам GMP. Но спрос на российские лекарства на внутреннем рынке и рынке стран СНГ невелик — некоторые заводы, к примеру в Тюмени и Калининграде, даже простаивают. Но владельцы простаивающих заводов говорят: госконтракт, полученный затем от региона, сторицей окупит средства, вложенные в строительство завода.
— Вы имеете в виду областной заказ на свое предприятие? На самом деле это нормальная практика, когда регион, по сути, стимулирует предприятие, находящееся на его территории.
— А может, это не так уж и плохо, что иностранцы строят в России современные заводы, ведь они платят налоги, создают рабочие места, прививают рынку новые стандарты?
— А мы разве против? Мы не будем закрывать наш рынок от иностранных производителей. Пожалуйста, но они должны понимать, что зарубежные компании, в отличие от российских, не будут иметь преференций при госзакупках. Чтобы получить скидку 15%, нужно иметь статус национального производителя.
— В прошлом году Ассоциация международных фармпроизводителей заявила о том, что намерена вложить в российский рынок около $1 млрд. Как вы относитесь к этим планам?
— Очень реалистично. Если в прошлом году российский фармрынок оценивался в 420 млрд рублей, то инвестиции в более 7% от этого объема — это реально. Если раньше иностранные производители об этом вообще не говорили, то сейчас мы видим примеры того, как зарубежные производители начинают инвестировать в российскую фарму.
— Тогда каким образом государство будет регулировать процесс привлечения инвестиций?
— Все будет зависеть от того, на каком варианте инвестор остановится: ограничится он только фасовкой или купит готовую разработку за рубежом, чтобы внедрять ее от стадии субстанции до готовой продукции здесь. Для нас важна юрисдикция производителя.
— Какова сегодня доля фармрынка в создании ВВП?
— У нас менее 1%. Для сравнения: ВВП Евросоюза — ?14,5 трлн и фармрынок — около 250 млрд, то есть около 2%. То есть у нас есть стимул. И если мы реализуем нашу программу, то к 2020 году достигнем среднеевропейского уровня. Отмечу, что наш рынок фармацевтики и медтехники — один из быстрорастущих рынков в мире. Последние пять лет в России наблюдается только рост. Даже кризис не изменил тенденции. К примеру, рынок США ежегодно растет на 4-5%, а мы растем минимум на 15%.
— Фармацевтический рынок растет. Да только продолжительность жизни россиян не растет. Может, государство тратит деньги не туда?
— Это не совсем так. Если в 2002 году российский фармрынок составлял $3 млрд, то в 2010-м — $12 млрд. Продолжительность жизни среднего россиянина в 2002 году была 64 года, а в 2010-м — 68. Таким образом, в четыре раза рынок вырос, на четыре года увеличилась продолжительность жизни в России. Теперь, для сравнения, возьмем США: 2002 год — $200 млрд рынок, 2010 год — $250 млрд, продолжительность жизни была в 2002 году 77 лет, а в 2010-м — 78 лет.
Для того чтобы увеличить продолжительность жизни, нужно изменить систему здравоохранения, чем, собственно, государство сегодня и занимается. Но это непростой процесс, и он займет определенное время. В первую очередь нужно поменять систему профилактики и диагностики. На это и направлена вторая часть ФЦП: для улучшения диагностики мы планируем увеличить выпуск современной отечественной медтехники.
