Российское здравоохранение за последние несколько лет пережило многомиллиардные государственные инвестиции. Национальные программы по модернизации хозяйственной части отечественной медицины и повышению благосостояния медперсонала позволили пациентам требовать совсем иного отношения к себе. Между тем в России продолжают действовать так называемые пациентские общественные организации, которые представляют интересы сферы на стыке возможного диалога докторов и тех, кто обращается к ним за помощью. О том, как экспертное сообщество оценило инициативу губернатора ХМАО Натальи Комаровой, а также почему Челябинская область «по уровню качества оказания медицинских услуг находится в каменном веке» и по какой причине российская фарминдустрия бессильна перед иностранными корпорациями – в интервью «Правде УРФО»рассказал руководитель Общественного совета по защите прав пациентов в Федеральной службе по надзору в сфере здравоохранения и социального развития Ян Власов.
– Господин Власов, диалог между пациентами и врачами чаще всего начинается и заканчивается только лишь взаимными претензиями. Одних обвиняют в непрофессионализме и предательстве клятвы Гиппократа, других – в неадекватности. Пациентские организации – до сих пор все-таки недостаточно известные широким массам формы гражданского контроля. Предметно говоря, чем вы занимаетесь?
Ян Власов, руководитель Общественного совета по защите прав пациентов в Федеральной службе по надзору в сфере здравоохранения и социального развития: – Мы работает для повышения качества оказания помощи населению в той части, где происходит общественное наблюдение в сфере здравоохранения. С 2008 года мы проводим большие мероприятия с привлечением служб общественных экспертов, которые контролируют исполнение федеральных и региональных законов на местах. Этим мы достигаем повышения качества оказания медицинской помощи, повышение взаимодействия между органами власти и гражданскими структурами, этим обеспечиваем прозрачность регионального здравоохранения.
Наталья Комарова предложила объединиться пациентам и врачам на виртуальной площадке в Югре. Какое будущее может ждать эту инициативу?
Ян Власов: – По сути, Наталья Комарова предложила некое взаимодействие в рамках проекта, где с одной стороны врачи, а с другой – пациенты. Площадка, где создаются две группы исследователей, которым ставится некая задача в сфере здравоохранения. И она начинает решаться и врачебным сообществом, и пациентским. На стыке получается некий продукт интеллектуальный, который в себе должен совмещать некое грамотное отношение со стороны врачей и некое прагматичное – со стороны пациентов. Это весьма, мне кажется, реальный проект.
Я не покривил душой, когда сказал, что редко когда услышишь от столь высокого начальства внятную идею. Это интересно, нужно понять, кто будет заказчиком вопросов и каким образом их нужно выставлять. Сейчас, пожалуй, это уже происходит, но весьма спорадически в виртуальном пространстве. Сделать этот процесс более управляемым и под заказ – в этом и состоит новизна. На Facebook, посмотрите, что только не обсуждается.
– Для понимания ситуации – суть пациентской организации можно сформулировать как «пациент всегда прав»?
Ян Власов: – «Пациент всегда прав» – я не приветствую такой лозунг по ряду причин. Решать, как лечить и как диагностировать, должен дипломированный специалист. Поэтому от правоты этого специалиста и зависит состояние пациента. И вопрос: если прав пациент, то прав в чем? Если в том, что он требует к себе повышенного внимания и недоволен постановкой диагноза и лечением, считая, что они должны быть другими, это абсолютно дискредитирует врача и медицину. Ну и на какой черт врач тогда? Если пациент всегда прав – это называется самолечение. Там, где начинается уже ответственность специалиста, то без его опыта и знаний, без его ощущения и врачебной интуиции мы не вылечим пациента никогда. Поэтому будь пациент хоть трижды прав – нужен врач.
– От чего будет больше пользы и чего мы рассчитываем добиться: изменения отношения пациентов к врачам или к самим себе?
Ян Власов: – У нас сейчас существует некий измененный подход, насчет чего именно пациент прав. Вводится понимание, что пациент должен быть ответственным за свое здоровье. Не только медицина должна что-то пациенту, но и он – медицине. Он не должен пить, курить, делать вредоносные манипуляции со своим здоровьем. Если ты за собой не следишь, куришь, как паровоз, по 12 часов проводишь в состоянии сидя и по 12 часов смотришь телевизор, ничего не делая и кушая только плюшки, то я извиняюсь. Какого размера лекарственное страхование или какого размера страховой лист должен быть у тебя, чтобы избавить тебя от той кучи проблем, которые ты себе накушал, насидел и насмотрел?
В западных странах к этому пришли. Страховой полис, его стоимость зависит от веса пациента. Это правильно, потому что с увеличением веса пациента выше нормы росто-весовых данных – повышаются риски. Если у человека есть излишний вес или вредные привычки, значит это риски осложнений сердечно-сосудистых, гипертонии, мозговых кровоизлияний, панкреатиты, колиты, желудочно-кишечные и так далее. Все это увеличивается многократно. И возникновение любого страхового случая возрастает в разы. И он будет больше платить. Мы близки к пониманию и принятию подобного опыта. Пациент должен отвечать за свое здоровье.
Лекарственные препараты должны пройти систему контроля качества – GMP. Она есть во всем мире, кроме России. Минздрав РФ клятвенно обещает, что в течение двух лет эту систему введет. Но это не будет иметь никакого значения, если мы не сможем… Если мы будем выпускать качественные препараты, то их будут потреблять не только в России, но и в Европе. Мы можем не только таскать себе препараты, тратя миллиарды на это, но и сами что-то продавать. Это уже экономическая составляющая процесса. Сейчас Минздрав взаимодействует с ВОЗом и организацией, отвечающей за качество лекарственных препаратов в Европе и Америке, и допускает их специалистов на наши заводы. То есть не мы сами оцениваем, какие мы классные, а приезжают специалисты со своими шкалами и подтверждают, что этот продукт сертифицирован и качественный.
– Самые актуальные новости по теме здравоохранения в последнее время приходят из Челябинской области. Задержание отраслевого министра, расследование хищений бюджетных средств на поставках высокотехнологичного оборудования, волнения во врачебном сообществе. Челябинская область как-то выделяется по качеству предоставляемых медицинских услуг?
Ян Власов: – Это же каменный век, что в Челябинской области происходит. И то, с какой простотой к этому относится региональное министерство, нас всегда поражает. И никакие призывы и проверки Росздравнадзора, призывы Минздрава ни на что не влияют. Что это означает? Это означает, что до тех пор, пока региональные чиновники не будут отвечать личной ответственностью за то, что происходит в отрасли, ничего не изменится. Вот сейчас мы, судя по всему, видим новый подход. Челябинская область у нас является одной из самых непередовых по России, а не только по УрФО. Если я правильно понимаю, учитывая то, в насколько неэкологических условиях живет там население, говорить о том, что нет причин жаловаться, было бы неправильно. Есть причины. Много производств опять же.
– Долгое время идет активная кампания по популяризации отечественных лекарств. Между тем присутствие иностранных препаратов на рынке доминирующее и неоспоримое. Дождутся ли пациенты в России отечественных лекарств по доступным ценам?
Ян Власов: – В Минэкономразвития РФ идет спор, как понимать слова президента о том, что надо бороться с импортозамещением. Хорошо, давайте бороться. Но когда мы это начинаем делать, то мы видим, что из 100 % препаратов, которые зарегистрированы в Российской Федерации, 30% имеют хоть какое-то отношение к отечественному производителю и 5% являются полностью российскими лекарствами. То есть если мы на секундочку представим, что мы уберем все иностранные препараты из России, то у нас нечем будет заполнить рынок. У нас люди останутся без лечения. Отечественных аналогов нет. И эти 5 процентов – это травки-муравки и йод.
Поэтому мы не должны себя обманывать и говорить, что у нас есть, что замещать. У нас нечего замещать, потому что абсолютно развалена фарминдустрия. То, что сейчас нарабатывается в фарминдустрии России, – это нарабатывается не на нашем материале. Сейчас отечественные производители закупают субстанцию за рубежом в основном. Здесь разливается, расфасовывается и вот он, российский препарат. А в чем разница тогда? Да, согласен, разница в цене. Но препарат не российский.
Для того чтобы у нас появилось, нам надо повторить весь цикл. Но у нас нет средств на научно-исследовательскую работу. Не работают научно-исследовательские институты, хотя бы в том виде, в котором они работали в Советском Союзе. У нас государство не ставит заказ перед институтами, чтобы разработать ту или иную молекулу для лечения. Действительно, за рубежом тоже государство не ставит такую задачу. Но ее ставят сами фармкомпании. Но ставя эти заказы, они рискуют только своими деньгами. Наши фармкомпании таких средств не имеют. Чтобы создать одну молекулу – нужно около 500 миллиардов потратить, например. Ну и откуда у них такие деньги? Тем более на нашем нестабильном политическом поле.
Хорошо, давайте представим. Вы создали молекулу путем огромнейших затрат. Далее вы провели клинические исследования – это очень длительный процесс и опять же деньги, деньги, деньги… Дальше вы наконец-то довели до регистрации. Вы все сделали. Появился российский препарат. Но вы не можете его продать.
– Почему?
Ян Власов: – Потому что у нас нет преференций отечественным производителям, хотя бы по тому же закону 94-ФЗ. Вы произвели, но не факт, что у вас его купят. А как окупить это все? И госзаказа нет, и соцзаказа нет. Я видел один закон о госзаказе в России – это в Москве. На уровне федерации такого закона нет.
– В Свердловской области при активной поддержке региональных властей открылся фармацевтический кластер. В частности, особое внимание уделено производству инсулинов. Насколько адекватны задачам развития российской лекарственной индустрии такая форма организации и развития производства?
Ян Власов: – Идея фармкластеров сама по себе неплоха. Важно, что он будет производить. Вы же понимаете, что идея фармкластеров сама по себе политическая. Экономики там мало. Но назвать бесперспективной ее нельзя, поскольку на сегодняшний день не один из опытов по созданию фармкластеров себя еще не показал. Мы надеемся, что с инсулинами все наладится. С ними все нехорошо опять же из-за отсутствия системы GMP. Не отконтролирована цепочка, инсулин же достаточно большой белок: тут он завернулся влево, тут он завернулся вправо.
И есть реальные ситуации, когда если этот инсулин завернулся в какую-то сторону, то вместо того, чтобы лечить от диабета, он увеличивает онкогенность. Это проверено, мы уже с этим сталкивались. Больные боятся его принимать. Поэтому когда речь идет о тяжелых в плане исполнения препаратов, то хотелось бы доказанности качества, эффективности и, самое главное, безопасности препарата. Пока это политическое решение и компании не бегут в фармкластеры, потому что опять же непонятен сбыт. Ну, произведем – дальше, что с ним делать?
Фармпроизводство развивают в Малайзии, Индонезии, где ресурсы стоят дешево, где рабочая сила стоит дешево. Сколько во Вьетнаме стоит нанять рабочего? До двадцати долларов в месяц и они счастливы. Конечно, компании будут строить там, а не здесь, где ты сколько бы ни давал, ему все мало.
Площадей для производства интерферонов и инсулинов в мире хватает, причем дешевых. У нас очень дорогое производство, у нас крайне дорогой энергоресурс почему-то, рабочая сила недешевая, возможности, связанные с подъездными путями тоже недешевые. Поэтому ради цены к нам никто не поедет. Поедут только ради госзаказа, не будет его – не будет фармкластера.
Источник: pravdaurfo.ru
