Руководитель отдела лекарственных препаратов Министерства социальных дел Дагмар Рюйтель отмечает, что в ходе переговоров с крупными производителями лекарственных препаратов в руках у Эстонии остается не слишком много аргументов и возможностей.
Государство имеет возможность договариваться с фармацевтическими фирмами о ценах на определенные лекарства, однако найти людей на должность переговорщиков никак не удается.
По сравнению с соседними государствам в Эстонии цены на лекарства более высокие потому, что люди склонны верить, будто бы более дорогой препарат действует эффективнее, и поэтому продавцы дешевой продукции уходят с рынка, сказала заведующая отделом лекарственных препаратов Министерства социальных дел и один из представителей государства по вопросам договорных цен Дагмар Рюйтель.
В прошлом году со стороны Госконтроля прозвучала критика, что в Эстонии выбор лекарств маленький, и они дорогие, включение препаратов в список льготных лекарств занимает почти в три раза больше времени, а сам перечень таких лекарств очень небольшой. Вы согласны с критикой?
Критика относительно превышения предусмотренных сроков уместна, и перечень льготных лекарств действительно небольшой. Сроки превышаются оттого, что участников процесса много, а сам процесс сложный, мнения различны и поиск консенсуса и заключение договоренностей по ценовому вопросу занимают некоторое время.
Более половины ходатайств составляют лекарства дженерики (непатентованные лекарственные препараты), там предусмотренные сроки не превышаются, и проблемой является, скорее, то обстоятельство, что препараты не попадают в Эстонию в нужный срок.
Лекарства дорогие и выбор маленький потому, что нет времени и процесс сложный?
Нет, не поэтому. Цены высокие по причине небольшой конкуренции между производителями, поскольку именно это определяет значительную часть стоимости лекарства. Чем больше конкурентов на рынке, тем больше снижаются цены.
Например, каждый последующий лекарственный препарат, выпускаемый вслед за оригиналом, должен стоить, по крайней мере, на 30 процентов дешевле, и, в свою очередь, следующий за ним — еще на 10 процентов дешевле.
Вы говорите, что цены высоки по причине небольшой конкуренции между производителями. Но какую роль играете вы, представители государства по вопросам договорных цен?
В правовых актах сказано, что первый препарат дженерик должен стоить на 30 процентов дешевле, а следующий за ним — еще на 10 процентов дешевле. Когда, например, ходатайствуют о льготе и 30-процентный критерий выполнен, а мы видим, что в каком-нибудь другом государстве это лекарство стоит еще на 30 процентов дешевле, разумеется, мы запрашиваем на данном основании еще более низкую цену.
Ценовые переговоры ведутся преимущественно по оригинальным препаратам, и согласно постановлению в этом случае нужно руководствоваться ценами на лекарства в других государствах ЕС, прежде всего Латвии, Литвы и Венгрии.
В Латвии и Литве лекарства дешевле.
Это не так однозначно, у нас тоже есть более дешевые и более дорогие, чем у них, лекарства. Важно обратить внимание на то, что когда мы заносим препарат в список льготных, цена в Эстонии зачастую является самой низкой в Европе. В этот момент производитель проявляет максимальную гибкость!
Но когда новых препаратов, в том числе и дженериков, появляется меньше, чем в других государствах, цены у нас остаются высокими. Когда в других странах цены падают, и мы спрашиваем у производителя, почему в Латвии, Литве и Венгрии стоимость этих же лекарств намного ниже, производители отвечают: «Ну и что?!» У них нет никакой мотивации снижать у нас цены.
Я все-таки не понимаю, почему эти же лекарства у нас стоят дороже. У нас такой маленький рынок?
Это общее утверждение, будто бы у нас более дорогие лекарства. У нас есть множество препаратов, которые стоят дешевле, чем в других странах, есть и более дорогие. Если мы не можем добиться более низкой цены сначала, то позднее у нас нет аргументов запрашивать более дешевые лекарства.
Если взглянуть на проблему глазами предпринимателя, который видит, что тысячи пациентов отдают предпочтение одному определенному лекарству, то почему он должен снижать цену?
Если имеется альтернативный препарат и производитель цену не снижает, то есть возможность упразднить на него льготу, и пациенты будут переведены на альтернативное лекарство.
Во всем этом роль переговорщика по ценовому вопросу очень велика.
Новые оригинальные препараты проходят долгий оценочный процесс, прежде чем будет заключен договор о цене и принято решение о льготе. В случае последнего рассматривается ходатайство, делается обзор цен в других странах, изучается мнение Департамента лекарственных препаратов, Больничной кассы, Комиссии по лекарствам и профсоюза специалистов этой области для того, чтобы составить план ценовых переговоров.
Если Больничная касса или Комиссия по лекарствам говорят, что следует, скорее, отказаться или заполучить лекарство любой ценой, то мы делаем соответствующее предложение производителю, и он его либо подписывает, либо оспаривает.
Сейчас у нас есть только один переговорщик по ценовым вопросам (переговорщик Гайда Сарапуу присутствовала во время интервью, однако предоставила возможность говорить Дагмар Рюйтель; вторая вакансия остается свободной. — Ред.), и я в этом помогаю. Можно сказать, работу выполняют полтора человека.
В переговорах предусмотрены определенные рамки и особенно большой свободы нет. Главным пунктом переговоров является цена, и в итоге все сводится именно к ней.
Значит, вы не садитесь за один стол с крупнейшими международными корпорациями, например, с Pfizer (оборот этой корпорации составил в 2011 году 67,4 млрд долларов США, а прибыль — 8,7 млрд долларов; для сравнения — объем доходной части бюджета Эстонии в 2011 году составил примерно 7,9 млрд долларов. — Ред.) и не начинаете торговаться?
Нет, речь идет не о торгах, а скорей об аргументированном споре. Мы спорим ровно в той мере, в какой возможно спорить. Производитель поначалу всегда говорит, что его лекарство лучше, и других, альтернативных, нет. Мы пытаемся находить встречные аргументы.
Каким же образом можно защитить несчастного потребителя от слишком высоких цен, при этом еще и стимулируя заинтересованность в том, чтобы вообще представлять на рынке Эстонии то или иное лекарство? Есть ли вообще повод кого-то обвинять в том, что лекарства у нас дорогие и их ассортимент ограничен?
Цены немного все-таки зависят и от заинтересованности со стороны потребителя. Немало бывает и таких случаев, когда на рынке появляются более дешевые генерические препараты, мы быстро включаем их в перечень льготных лекарств, но их особо не покупают.
Не покупают то ли потому, что аптеки не предлагают или же врачи намекают, что покупать следует все же оригинальные препараты. Бывали случаи, когда производители, например, приходили сюда всего на пару кварталов, завозя крупные партии лекарств от давления, а лекарства никто не покупал и производитель вынужден был их списывать, поскольку продать лекарства в эстонской упаковке в другом месте невозможно, и он ушел с нашего рынка.
Кампании Больничной кассы, которые пытаются стимулировать предпочтения более дешевых лекарств и спрос на них, оказываются очень кстати, дабы эти более дешевые лекарства вообще не исчезли с рынка. Некоторые производители также намекали, зачем же сбрасывать цену, ведь тогда их никто не купит.
Почему же врачи и аптекари предлагают более дорогие лекарства?
Аптекарь не должен делать подобное, поскольку согласно постановлению он обязан предлагать более дешевое лекарство с тем же самым действующим веществом. У врачей выбор шире — им следует решить, лекарство из какой группы препаратов и с каким действующим веществом является наиболее подходящим.
Проведенный Минсоцдел анализ положения в 2011 году показал, что на основании оборота применительно к оптовой торговле лекарствами взвешенная средняя наценка составляет 5,32 процента, а в розничной торговле — 16,72 процента.
Произведенные с помощью экспертов подсчеты доказывают, что на основании этих показателей цена производителя составляла от конечной цены проданных в 2011 году в Эстонии лекарственных препаратов в среднем 81,3 процента, ценовая надбавка оптовых продавцов 4,3 процента и ценовая надбавка розничных продавцов 14,3 процента. Эти подсчеты верны?
Формула непонятна. Окончательная стоимость лекарства равна цене производителя плюс наценка оптового продавца (% от цены производителя) + наценка розничного продавца (% от оптовой цены) + налог с оборота (% от розничной цены).
Например, если цена производителя равна двум евро, конечная цена составит 3,26 евро. Или если цена производителя 20 евро, конечная стоимость будет 25,82 евро и т.д. То, что цена производителя наиболее значительна, вполне логично.
Пропорции составляющих окончательной цены не существенны, однако, важно обеспечить достаточное количество участников рынка, то есть заинтересованных в продажах предпринимателей.
Источник: rus.postimees.ee
Рынок с населением в 1.3 млн. действительно не очень интересен , особенно если он обособлен национальной упаковкой и ограничен как в госзакупках, так и возможностях реимбурсации. Теоретически консолидированные потребности Прибалтики (6 млн. человек) могла бы покрывать локализация на уровне переупаковки и перетоки между тремя странами продукции национальных производителей. Практически такая кооперация вряд ли возможна. Регистрировать ЛС из России и Украины даже при наличии у производителей сертификата GMP не позволяет «европейская принадлежность», при том потенциальный интерес даже наших производителей к таким рынкам существенно ниже чем к Узбекистану, Таджикистану или, к примеру, к Монголии. Наценка за национальность не более плата за масштаб. И дело тут не в количестве и квалификации переговорщиков, а в отсутствии механизмов и аргументов в диалоге с фармой.