Одна из проблем практически каждого проекта, связанного с медициной, заключается в том, что постоянно надо много объяснять. Причем чаще всего объяснения приходится давать в ответ на обвинения в шарлатанстве. Когда в компании Genotek нанимали на работу нового программиста, он отказывался верить, что продукт компании — ДНК-диагностика — действительно работает. «Тогда мы провели с ним наш стандартный тест и выявили, что склонность к артриту у него в 12 раз выше, чем у обычного человека. Он был удивлен. Оказалось, он и правда страдает ревматоидным артритом»,— рассказывает Валерий Ильинский, основатель стартапов Maxygen и Genotek.
Genotek — российский аналог знаменитого проекта 23andMe, разрабатываемого Анной Войцицки, супругой Сергея Брина. 23andMe занимается персональной генетикой — расшифровывает геном частных клиентов и на основе полученных данных выдает рекомендации по здоровью, стилю жизни и генеалогии. Сегодня компания продает единый продукт стоимостью $99, за эти деньги клиент 23andMe получит отчеты и рекомендации по более чем 200 тестам. Одним из первых клиентов 23andMe стал сам Брин. Тексты выявили у него 50-процентную вероятность болезни Альцгеймера.
Бизнес Genotek похож на работу страховой компании. И та, и другая оценивают риски. ДНК человека — это набор нуклеотидов. Их принято называть «буквами». ДНК человека включает около 3 млрд таких букв. Исследуя участки генома, компания ищет известные науке «маркеры» — особенности в ДНК. Далее клиенту предлагается интерпретация: с какими болезнями или особенностями организма принято связывать наличие у человека такого маркера. Так определяют склонность к сахарному диабету, сердечно-сосудистым заболеваниям и пр. Подобные исследования не дают абсолютного и однозначного ответа. За возможный недуг отвечает не только ДНК, но и масса сопутствующих внешних факторов.
Genotek сама участвует в подобных исследованиях. Кроме того, ее сотрудники изучают открытые базы с подобными данными и строят на них алгоритмы своих тестов. Наряду с выявлением заболеваний популярностью пользуется так называемая развлекательная диагностика. Это тесты, показывающие склонности к определенным видам спорта, различным видам активности. Всего в компании предлагают 20 тестов стоимостью от 990 руб. до нескольких тысяч.
«Сейчас выявлено около 10 тыс. маркеров, в будущем счет их пойдет на миллионы,— говорит Ильинский.— В 1997 году, когда на экраны вышел фильм «Гаттака», идея прогнозировать способности человека до его рождения казалась фантастикой. Но прошло всего 15 лет, и теперь такие исследования выполняют небольшие компании, а стоимость работ опустилась ниже $100. Еще через 15 лет каждый человек будет иметь полную персональную расшифровку генома, и это будет так же обыденно, как сегодня знать свою группу крови».
Сам себе инвестор
Genotek — кэш-машина команды Ильинского. Создать ее вынудила черствость инвестиционного рынка. Первая инновационная компания Ильинского Maxygen занималась разработкой прибора мобильной ДНК-диагностики. Задумывался он как недорогое и простое в обращении устройство, которое позволило бы даже неопытному пользователю провести несколько стандартных тестов ДНК. Проект требовал финансирования. «Деньги искали долго. Первым делом обратились к российским инвестфондам, декларирующим, что инвестируют в биотехнологические проекты. На практике оказалось, что они инвестируют в фармацевтические разработки, причем на довольно поздней стадии»,— рассказывает Ильинский. Одни инвесторы хотели снизить риски, вложившись фактически в готовый продукт. Другие были готовы профинансировать Maxygen, но с условием получить более 51%, что не устраивало команду.
Команда Maxygen решала проблему с помощью грантов: у проекта их аж четыре общей суммой 5 млн руб. Это были деньги Фонда Бортника, субсидия от правительства Москвы и гранты НАИРИТ и Росмолодежи. Затем Maxygen коммерциализировал свои наработки, запустив на их базе супермаркет генетических услуг Genotek. Команда получила стабильный ручеек наличности.
По заверениям Ильинского, сейчас проект готовится к получению денег от западного инвестора. Привлечь иностранные инвестиции оказалось проще, чем российские. Историю Ильинского, сменив название проекта и несколько деталей, может рассказать любой российский стартапер в сфере медицины и биотехнологий. В РФ действуют всего несколько специализированных венчурных фондов, вкладывающихся в эту сферу. За годы своей работы они профинансировали всего несколько десятков проектов.
Прейскурант инноватора
«Биопроцесс кэпитал венчурс» — один из двух старейших российских фондов, специализирующихся на инвестициях в биотех. Второй — «Максвелл биотех». Созданы примерно в одно время — в 2008 году, с одинаковым размером — около 3 млрд руб. Оба предпочитают инвестиции в фармацевтику, у обоих в портфеле около десятка проектов. Оба организованы при участии государственных денег — соинвестирование со стороны РВК. В формировании «Биопроцесса» помимо РВК принял участие еще один представитель государства — ВЭБ, в 2008 году он приобрел 25,1% акций управляющей компании фонда.
Длинные государственные деньги позволяют фонду совершать соответствующие инвестиции. «Посевная фаза в разработке фармпрепарата длится долго и стоит много, она на порядок дороже, чем, например, в ИТ»,— говорит Владимир Тезов, генеральный директор УК «Биопроцесс кэпитал партнерс». Как правило, прейскурант инноватора на фармрынке выглядит так. От сотен тысяч до миллиона долларов на получение так называемого proof-of-concept — подтверждение идеи, когда разработчик серией опытов должен доказать работоспособность найденного решения. Следующая фаза — доклинические исследования. В России затраты на них укладываются в $500 тыс. И наконец, самое дорогое — клинические исследования. Первая фаза, на которой проверяют безопасность препарата, обойдется проекту в несколько миллионов долларов. Вторая фаза — проверка эффективности — может стоить до $10 млн. Третья фаза клинических исследований должна доказать, что новинка борется с болезнью эффективнее других препаратов. Ее стоимость составит уже десятки миллионов долларов. А сам проект таким образом обойдется в несколько десятков миллионов.
«Фонды, как правило, доводят проект до второй фазы, демонстрируют его эффективность и в этой точке пытаются продать проект фармацевтическим компаниям»,— объясняет Тезов. Путь от стартапа до выхода в сфере биомеда занимает пять-семь лет и стоит $5-10 млн.
«У «Биопроцесса» сейчас в портфеле есть три молекулы, находящиеся или прошедшие первую фазу клинических исследований»,— говорит Владимир Тезов. Это противоонкологические молекулы проекта «Инкурон» и оригинальное моноклональное тело проекта «ТераМАБ» (лечение некоторых форм лимфолейкоза и ревматоидного артрита). Успешный выход из таких проектов может принести фонду, по оценке Тезова, $100-200 млн. Правда, выходов из проектов на рынке биотеха у российских фондов пока нет. С учетом жизненного цикла фармстартапа ждать их придется еще минимум несколько лет.
Рассчитались на молекулы
Кластер биомедицинских технологий фонда «Сколково» — крупнейший оператор российского венчурного рынка биотехнологических проектов. В «Сколково» компании могут получить серьезные ресурсы для развития — от связей и экспертной поддержки до грантов.
Сегодня в «Сколково» зарегистрированы 209 биомедицинских компаний. Кластер заработал в конце 2010 года, но за прошедшие с тех пор два с лишним года динамика притока новых проектов практически не изменилась: в 2011 и 2012 годах он принял по 89 проектов, за первый квартал 2013 года — 24.
«Точных данных об общем количестве биомедицинских венчурных проектов на российском рынке у нас нет. Но из всех поданных заявок на участие в Сколково утверждается примерно каждая пятая. Если принять эту пропорцию и для биомедицинского кластера, то получится, что в России работает не менее 1 тыс. компаний»,— подсчитывает Эдуард Каналош, директор по инвестициям фонда «Сколково».
«Лучший критерий для оценки проекта — можно ли продать его продукцию на международном рынке»,— считает Алексей Конов, сооснователь нового специализированного фонда по инвестициям в биотех «Русбиовенчурс» (в фонде говорят, что, возможно, сменят название). По мнению Конова, наглядную оценку рынка дает количество стартапов, проинвестированных профессиональными инвесторами. А таких на российском рынке, по его оценке, пока не больше полусотни.
В среднем запрос на инвестиции у компаний из биомеда, зарегистрированных в Сколково,— $1,8 млн. В фазе поиска инвестиций находятся 108 проектов, 80% из них на ранних стадиях. На противоположной стороне поля — 14 аккредитованных в Сколково венчурных фондов, заявляющих об инвестициях в биотех. Среди них несколько американских — Alloy Ventures, Helix Ventures, Oxford Bioscience Partners, Sofinnova Ventures. Госфонды — Биофонд РВК, Фонд посевных инвестиций РВК, «ВЭБ инновации», «ВТБ Капитал», «Венчурная компания «Якутия»», Инвестиционно-венчурный фонд Республики Татарстан. И три частных — помимо «Биопроцесса» и «Максвелла» это Bright Capital.
Темпы роста российского фармрынка последние несколько лет колеблются в диапазоне 12-25%, а его объем составил в 2012 году около $30 млрд. «Экстенсивное развитие фармрынка вошло в фазу, когда крупнейшим российским игрокам для получения преимущества на рынке недостаточно того портфеля продуктов, которые они смогли сформировать на базе старых советских брэндов, сделок M&A и копирования популярных продуктов»,— говорит Алексей Конов. Это мотивирует их самих инициировать инновации и становиться владельцами потенциальных рыночных хитов.
В конце 2012 года на рынке начались работы по запуску трех таких проектов. Создается фонд «Ренова медикал». Гигант российского фармрынка компания «Фармстандарт» запустила фонд Pharmstandard Ventures. Другой российский крупный игрок компания «Р-Фарм» (выручка 47,4 млрд руб. за 2011 год) проинвестировала создание фонда «Русбиовенчурс» Алексея Конова. Новый фонд будет специализироваться на биотехнологиях, фармацевтике и смежных областях, включая медицинское оборудование и сервисные решения для бизнеса. Его объем составит около $100 млн. Примерно половину средств фонд планирует инвестировать на ранней стадии. Формирование фонда должно завершиться к концу этого года, тогда же ожидается и первая инвестиция в один из проектов, которые сейчас фонд изучает.
В ожидании прорыва
Тем не менее опрошенные СФ эксперты не видят особой динамики в развитии сектора. «Венчурная экосистема не развита, первые стартапы появляются, но пока нет поддерживающих организаций и качество проектов низкое»,— говорит Анастасия Демина, директор биошколы «Биотехнологии будущего», стартовавшей в прошлом году.
«Участникам проектов не хватает фокуса на бизнесе, понимания, как работают компании в сфере медицины»,— считает Александр Хасин, соучредитель ассоциации медицинских стартапов MedStart. Но есть и еще одна причина, о которой профессионалы говорить не любят. «В этой сфере довольно давно не появлялись прорывные технологии,— объясняет Каналош.— Инвесторам нужны новые идеи, способные увлечь их. Топтаться на перенасыщенном рынке, где победа зависит лишь от маркетинговой машины,— не такая увлекательная перспектива».
Каждый год управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов США (FDA) публикует отчеты с данными по одобрениям, выданным для новых лекарственных препаратов. Эксперты используют эти сведения, чтобы оценить, какую долю в общем потоке продуктов составили те, что могут считаться новой продуктовой платформой. «Бывает, что несколько лет подряд платформенных решений просто нет. На таком фоне рассчитывать на ажиотаж инвесторов не приходится,— говорит Эдуард Каналош.— Если бы такой прорыв случился, то мы увидели бы довольно динамичный рынок».
Автор: Константин Бочарский
Фото: Виктор Меламед
Источник: www.kommersant.ru
