Интервью коммерческого директора ПАО «Научно-производственный центр «Борщаговский химико-фармацевтический завод» Евгения Совы.
В мае департамент коммунальной собственности Киевской горгосадминистрации в который раз выставил, а затем снял с продажи принадлежащий коммунальной общине города пакет акций БХФЗ в размере 29,95% уставного капитала. Почему этот пакет не продается? Нет претендентов?
Видимо, да. Мы достаточно дорогое предприятие. По уровню и по возможности производства большого ассортимента лекарств мы можем претендовать на вхождение международного инвестора. Но Украина – очень рисковая страна. Я думаю, что инвесторы, по-прежнему, относятся с опаской к серьезным вложениям в украинскую экономику. Сегодня основные сделки происходят между украинскими олигархами, а серьезные инвесторы пока не торопятся вкладывать в Украину, поэтому пакет не продается. Эти 30% акций завода находятся в коммунальной собственности города Киев, и город может с ними поступать так, как считает нужным, 70% акций принадлежит акционерам – их около 300 человек.
Правда ли, что Киев не может продать свои акции БХФЗ из-за их высокой стоимости, и готов снизить стоимость своего пакета?
Я о такой версии не слышал.
Находит ли менеджмент предприятия общий язык с киевской общиной в вопросах управления и стратегии развития?
То, что 30% принадлежит Киеву, нам никогда не мешало. Город никогда нам чем-то особым не помогал, но никогда и не мешал, и «не вставлял палки в колеса». Мы аккуратно платим дивиденды, в том числе городу, и у нас были абсолютно нормальные отношения еще со времен Омельченко (Александр Омельченко, мэр Киева с мая-1999 по апрель-2006).
Как на деятельности компании отразилась аннексия Крыма?
Крым — 5% общего объема реализации всей нашей продукции. Теперь там можно будет реализовывать только те препараты, которые зарегистрированы в РФ. 5% реализации — это много, то есть мы потеряли часть рынка. Если представить себе что-то подобное с восточными регионами, то объем продукции, который выпускает предприятие, может уменьшиться на 15-20%.
Какие планы развития у БХФЗ на 2014 год и на долгосрочную перспективу?
В 2012-2013 годах мы вложили в собственное развитие около 140 млн грн. Но, на сегодня мы не можем ничего планировать из-за нестабильной ситуации в стране. Финансовые институты, чьи средства мы могли бы привлечь для реализации наших планов, сегодня ожидают стабилизации. Те люди, которые обещают Украине деньги, нормальные прагматики, они дадут деньги, если будут знать, кто и когда их вернет. Пока же они сомневаются. Но практически все наше производство уже сертифицировано под GMP, поэтому чего-то, что надо срочно менять у нас нет. Мы реализовали практически максимальную программу модернизации производства. У нас есть планы и по использованию свободных площадей, и по освоению новых форм выпуска и новых препаратов, но в 2014 году мы ничего не планируем.
Как вы оцениваете интерес иностранных инвесторов к украинским фармкомпаниям?
Общий интерес международных компаний ко всем фармпредприятиям Украины достаточно высокий, потому что фармацевтика в Украине – это прогрессивная отрасль. Но интерес этот можно назвать ознакомительным, на предприятия постоянно кто-то приезжает: начиная от банковских инвестиционных фондов, европейских, американских, российских и заканчивая стратегическими инвесторами и нашими коллегами-фармкомпаниями, такими как «Пфайзер», «Санофи» и прочими. Но, повторю, это ознакомительный интерес, пока он не доходит до уровня сделок.
А со стороны украинских олигархов есть интерес к приобретению БХФЗ?
Можно сказать, что как только такой интерес появляется, олигарх или бежит из страны, или попадает в тюрьму. Так осенью прошлого года предприятием очень интересовалась «семья», но в стране все изменилось.
Есть мнение, что иностранцы приходят на украинские предприятия, чтобы их заморозить и не развивать конкуренцию. В случае с БХФЗ иностранные инвесторы стали бы вкладывать в развитие БХФЗ?
Если бы крупные фармацевтические компании именно так поступали в других странах, то, наверное, уже никто бы никогда на государственном уровне не позволил бы им что-либо купить. Наоборот, международные фармкомпании открывают здесь свои локальные производства. Какая разница, кто владеет заводом, если люди получают зарплату, компании платят налоги, а пациенты получают лекарства. То есть такой стратегии — прийти и превратить предприятие в склад, я не вижу. Поэтому от локализации производства есть положительный синергетический эффект. Кроме того, сейчас наметилась новая тенденция: фармкомпании, которые в свое время вошли в юго-восточную Азию и открыли много производств под марками ведущих производителей, потому, что там было дешевле, сейчас глобально потихоньку оттуда уходят, так как китайцы скоро будут жить лучше, чем англичане.
Как вы оцениваете ситуацию, которая еще до недавнего времени складывалась вокруг Гослекслужбы?
Все действия Гослекслужбы, связанные с внедрением европейских подходов в отрасли я оцениваю крайне положительно. Конечно, внедрение GMP означает определенное ужесточение контроля качества, но я считаю, что это хорошо. Все инспекции, которые проходили у нас на заводе, проходили жестко, но мы никому никогда не платили. Из пяти крупнейших предприятий сертификат GMP №1 получили именно мы. Мы пригласили французских инспекторов, которые выдали нам сертификаты GMP. Только через год в Украине появился первый украинский инспекторат. Я плохо отношусь, как и любой человек, к любым проявлениям коррупции, но в любой службе можно найти и негодяев, и нормальных людей. Кроме того, важно четко прописать, какие нарушения являются критическими, а какие нет.
Как вы относитесь к инициативе вернуть Минздраву функции Гослекслужбы, оставив ей только инспекцию?
Считается, что контроль качества лекарств проводит независимая служба. У нас за качество отвечает специальное ответственное лицо, которое является заместителем гендиректора по качеству. Но вот в Европе это лицо никому не подчиняется. Если система изначально коррумпирована, то нет никакой разницы, кому она подчиняется – Минздраву или Кабмину. В работе Гослекслужбы были недостатки, но я считаю, что Гослекслужба в последние годы очень много сделала для повышения качества. Чтобы урегулировать ситуацию в отрасли нужно прислушиваться не только к общественным активистам, но и к профессиональному сообществу, к директорам украинских предприятий, которые расскажут, какие вопросы нужно урегулировать на законодательном уровне. Еще очень важно, чтобы у Минздрава и Гослекслужбы не было конфликта.
Как вы оцениваете стратегию импортозамещения на украинском фармрынке?
Развитие фармпроизводства в Украине за последние 15 лет было связано с импортозамещением. Мы ничего не выдумывали, мы осваивали производство тех препаратов, которые ранее в Украине не производились. Мы не имеем права делать в Украине только оригинальные препараты, которые находятся под патентной защитой, все остальное мы можем делать. Правда, у нас есть некоторый перекос в этом смысле. Например, сегодня в Украине производители задекларировали около 100 препаратов «Диклофенак», или 60 «Парацетамолов». Для потребителя это абсолютно не нужно. Мы также продолжаем выпускать старые советские препараты, которые не выпускаются нигде в мире, например, «Аллохол» — прекрасный мягкий препарат, которому в этом году будет 50 лет. Но какие-то совсем старые малоэффективные препараты мы снимаем с производства. Средняя цена украинского препарата в среднем в четыре раза меньше чем импортного, и потихоньку очень медленно, но все-таки есть изменения в ментальности наших граждан, которые начинают понимать, что отечественный препарат можно покупать, и доля отечественных препаратов будет еще расти.
Есть ли у вас планы по развитию экспорта?
Мы экспортируем порядка 10-12% своей продукции, в частности, в страны СНГ, Вьетнам, Боснию, Сербию, Латвию. Правда, государство «помогло» сократить долю экспорта, изменив требования к получению валютной выручки. В результате наши российские, белорусские, казахстанские конкуренты могут предлагать отсрочку платежа большую, чем мы. Как следствие у нас доля экспорта уменьшилась. Сейчас важно не потерять то, что у нас уже есть. Например, у нас были хорошие заделы с Россией, но они прекратили покупать нашу продукцию. Впрочем, это не сильно на нас отразилось. Кроме того, мы планируем развить присутствие в юго-восточном регионе Вьетнаме, Камбодже, Кампучии. Хотим попробовать зайти в Европу, хотя это очень сложно. Туда можно поставлять половину нашего ассортимента, ведь это все – генерики, точно такие же делают в Европе. Но это очень непростой путь, там есть определенный двойной стандарт, очень жесткая регуляторная база, но все возможно.
Как вы оцениваете качество субстанций, которые применяются для производства лекарственных средств?
Мы сами не производим субстанции, а закупаем, в Европе, Китае, в Индии — там же где и все европейские производители. Закупаем мы, в основном, через посреднические компании, большинство из них расположено в Гамбурге. Они сами по себе являются признанными гарантами качества. Кроме того, у нас собственная лаборатория, сертифицированная под GMP и проверенная всеми государственными органами. Она занимает два этажа корпуса, а ее технологии на уровне космических. Также у нас жесточайший входной контроль качества. Если что-то не так, то на следующий день мы отправляем субстанцию назад, но не в Китай производителям, а в Германию посредникам.
Как вы оцениваете перспективы производства в Украине сложных инновационных препаратов?
Лучшие фармацевтические компании мира с бюджетом, сопоставимым с бюджетом нашей страны, а иногда и превышающим его, тратят огромные деньги на научные исследования. Лаборатории в Швейцарии или во Франции — это огромные научно-исследовательские институты. Ничего подобного в Украине нет. Но то, что мы не можем делать инновационных лекарств, это все-таки неправда. Например, у нас есть прекрасный Институт физиологии, где работают выдающиеся ученые, чьи разработки мы внедряли 15 лет и уже 10 лет мы производим и продаем наш оригинальный препарат «Корвитин», который применяется при ишемическом инсульте, инфаркте миокрада. У нас масса разработок, оставшихся еще со времен Советского Союза, и у нас есть светлые головы, которые могут реализовать их.
Как вы оцениваете возможности государства повлиять на цены лекарственных средств, как в свободном обороте, так и в госзакупках?
Ни один производитель в стране не имеет права необоснованно повышать цены. Но в структуре себестоимости есть прямые затраты — сколько стоит субстанция, сколько стоит упаковка, труд работника, газ и прочие. Если растет себестоимость, то это мотивированный подход к изменению цены, если мы не повышаем цену, то снижаем свою прибыль, снижаем свои налоги. Если АМКУ проводит расследование и убеждается в том, что цену подняли безосновательно, это преступление. Но если импортная субстанция подорожала на 60%, а в структуре себестоимости она занимает половину, значит, препарат должен подорожать на 30%. На 30%, а не на 60%. За все остальное тех, кто безосновательно повысил цену, — дистрибьюторов, производителей, аптеки, нужно бить по рукам.
Источник: Интерфакс-Украина
