В России существуют высокотехнологичные предприятия и новые производства, разрабатываются современные инновационные лекарственные препараты. Но кто разрабатывает эти новые препараты? Кто работает в отрасли, которая, по сути, появилась и развивается на наших глазах? Утверждение «хороших специалистов в области фармацевтики в России нет» можно прочитать даже в специализированных журналах. Однако те, кто хорошо знает фармацевтический рынок, уверяют, что это всего лишь еще один миф.
«Лента.ру» выяснила, зачем заграничные «агенты» охотятся на российских студентов, почему амбициозные научные сотрудники-иностранцы переезжают в Санкт-Петербург и как заманить в поселок под Владимиром соотечественника, работающего на западную «большую фарму».
На фармзаводе биотехнологической компании BIOCAD, расположенном в ОЭЗ «Санкт-Петербург» в поселке Стрельна, для посетителей организована специальная обзорная галерея. В изолированном, практически стерильном помещении завода привлекает внимание ярко-оранжевая ловушка для тараканов. Разумеется, никаких тараканов на подобном производстве быть не может — но производитель обязан установить ловушку и регулярно менять ее. Таково одно из требований стандарта GMP (GMP — надлежащая производственная практика, набор норм, правил и указаний в отношении производства лекарственных средств), по которому с недавних пор обязаны работать все фармпредприятия России. Ненужная по сути, но необходимая по правилам ловушка для тараканов — отличная иллюстрация строжайших правил производственной практики и причина того, почему средний возраст работников здесь — 30 лет. Современной фарме нужна молодежь: воспитать персонал, готовый к работе в соответствии с новыми требованиями и стандартами, оказалось выгоднее, чем обучить заново работников классических фармспециальностей, привыкших работать по старинке.
Выполнив хотя бы одно действие с нарушением стандарта, специалист рискует остановить весь процесс. «Простейшая ошибка — неправильное отношение к чистоте, к процессу — приведет к тому, что все помещение встанет на полгода, его нужно будет отмыть, перевалидировать, перепроверить и только после этого запустить снова», — рассказал представитель фармкомпании.
Персонал должен знать, как производятся все технологические операции, зачастую абсолютно рутинные. Бывает, что-то делается даже не потому, что имеет какое-то значение, а потому, что так положено. Просто есть такие правила. «Персонал, обученный по старым стандартам, привык к совсем другой культуре производства», — объясняет собеседник «Ленты.ру». «Переучить его очень трудно».
Кроме того, такой персонал привык отвечать только за один, очень узкий, участок процесса. В биотехе ситуация другая — здесь сотрудник в ответе за довольно большую стадию, к примеру, в производстве клеточной культуры. В Стрельне с галереи видно, как несколько человек с помощью многочисленных роботов и другого дорогостоящего оборудования производят препараты на основе моноклональных антител и инновационные препараты для лечения рака. Все — от разработки до выхода препарата на рынок — делается силами сотрудников BIOCAD.
Для фармацевтических компаний скорость, с которой в последние годы развивается отрасль, оборачивается, прежде всего, проблемой с кадрами. «Из-за отсутствия масштабного спроса со стороны индустрии в России практически отсутствует подготовка высококвалифицированных кадров для современного фармпроизводства и индустриальной науки. Серьезной проблемой является недостаточная практическая подготовка выпускников — следствие как неразвитой материально-технической базы вузов, так и недоработок в содержательном аспекте базовой программы», — говорилось в 2009 году в главном для отрасли документе — «Стратегии развития фармацевтической промышленности России до 2020 года» («Фарма-2020»).
Авторы «Фармы-2020» отмечали, что самая большая нехватка кадров наблюдается в области научных исследований — необходимы минимум 3500 ученых в области химии и биологии. Вторая дефицитная группа — высококвалифицированные технологи, знающие стандарты GMP. Российские профильные вузы в целом обеспечивают потребность рынка в специалистах, и базовые знания у выпускников сильные. Но там, где проявляется специфика отрасли, начинаются сложности, говорит Дмитрий Ефимов, генеральный директор компании «Нижфарм», старший вице-президент STADA по России, СНГ и странам Юго-Восточной Европы.
«Специалистов для производства мало кто готовит. В России работают два базовых вуза — Санкт-Петербургская государственная химико-фармацевтическая академия и Пермская государственная фармацевтическая академия. Но даже там больше ориентированы на выпуск провизоров, нежели технологов фармацевтического производства», — отметил он.
«Если говорить об инженерном образовании в целом, то за прошедшие двадцать лет мы многое потеряли, особенно в разрезе практической подготовки», — соглашается Игорь Наркевич, ректор Санкт-Петербургской химико-фармацевтической академии (СПФХА) — одного из немногих в России вузов, готовящих специалистов для работы в области биотехнологий. Причин, по его словам, много. Очень важный элемент — техническое обеспечение учебной базы: не все вузы сегодня имеют материально-техническую базу того уровня, что у современных предприятий, куда будущие инженеры придут работать.
Образовательные стандарты для отрасли в России сейчас находятся на уровне 70-х годов, рассказывает участник фармрынка. Часть стандартов производства по-прежнему подходит для традиционной фармацевтики, но с биотехнологиями они не сочетаются.
«Государство пытается исправить ситуацию, разрабатываются новые профессиональные стандарты, стандарты обучения и прочее… Но это идет с бОльшим опозданием, чем стимулирование самого производства или разработок», — говорит он.
С развалом СССР ситуация с кадрами в фармотрасли, действительно, сложилась непростая. Был большой отток ученых в девяностые годы. Второй момент — отечественная фарминдустрия долгое время работала по стандартам производства, значительно отличающимся от существующих в мире. Переход России на стандарт GMP, принятый более чем в сотне стран, шел долго и не без сложностей. Новые требования предполагали большие инвестиции в переоборудование предприятий, а также переобучение персонала.
Даже с ужесточением требований найти классический фармацевтический персонал — не проблема. Самые большие сложности биотехнологические компании испытывают с научными сотрудниками — с теми, кто способен вести исследования и руководить разработкой новых препаратов. И тут кроется еще одна системная проблема, доставшаяся современной российской фарме в наследство от советского прошлого, когда биотехнологии проходили по разряду фундаментальных, а не прикладных исследований. «У исследователей, ориентированных на фундаментальную науку, есть свои плюсы — широкий кругозор, свобода действий в поиске, но есть и минусы — таким людям сложно встроиться в трудовую дисциплину», — говорит представитель биотехнологической компании.
Современная фарма предполагает ориентированность работы на результат. Компании готовы тратить огромные средства на научные изыскания, но только в случае, если они направлены на поиск конкретных механизмов и разработку средств, от которых зависит коммерческая сторона дела.
«Институты, которые готовят кадры, подходящие по научной части, все еще выпускают фундаментальных исследователей. Менталитет таких ученых, если разобраться, сложился будто еще в СССР — их не интересует то, в какие сроки и на какие средства будет проводиться разработка», — отмечает топ-менеджер российской биотехкомпании. Поэтому сегодня многие фармкомпании на самом деле выращивают кадры под себя — и в первую очередь, это касается научного персонала.
Хантинг кадров начинается задолго до того, как эти кадры готовы. Компании отслеживают талантливых студентов, приглашают их к себе на практику, налаживают постоянное сотрудничество с учебными заведениями. В вузах считают, что это оптимальный вариант развития сферы образования.
«Мы не становимся в позицию — берите, что есть, а внимательно прислушиваемся к пожеланиям, предложениям бизнеса», — говорит Игорь Наркевич из СПФХА.
Среди интересных примеров взаимодействия теории и практики ректор называет кафедру технологии рекомбинантных белков, созданную в вузе по инициативе и при поддержке питерской компании BIOCAD. «Кафедра оснащена по последнему слову техники и нацелена на подготовку высококвалифицированных специалистов в области современной фармацевтической биотехнологии», — отмечает Наркевич. В BIOCAD добавляют, что не ограничиваются кафедрой: компания поддерживает профильные олимпиады, проводит кросс-вузовские мероприятия и даже организовала специальный проект в одной из физико-математических школ города.
«Фармакадемия почти полностью закрывает нашу потребность в биотехнологах. Есть сильные вузы, которые закрывают потребность в химиках, скажем, Казанский федеральный университет», — рассказывает Александра Глазкова, вице-президент BIOCAD по HR. «Мы отмечаем проблемы не совсем полного соответствия образовательных требований тенденциям отрасли, но работаем в этом направлении вместе с ректорами вузов, адаптируя их программы, внедряя дополнительные модули в обучение, делая специализированные кейсы. Проблемы есть, но мы их решаем».
Такого же мнения придерживается Анна Девицкая, директор по персоналу компании «ГЕРОФАРМ», крупнейшего в России производителя аналогов инсулинов. «Мы в целом удовлетворены тем объемом теоретических базовых знаний, которые выпускники получают в вузах. Это, однако, не исключает того, что система подготовки студентов не всегда отвечает современным потребностям бизнеса», — говорит эксперт.
В идеале в системе образования должна формироваться общетеоретическая база, а в тесном сотрудничестве с предприятием — основные представления о профессии и начальные профессиональные навыки.
«Чем теснее будет взаимосвязь между сферой образования и сферой бизнеса, тем в большей мере подготовка специалистов будет отвечать требованиям современного рынка труда», — считает Девицкая.
Профильные вузы и сами заинтересованы в выпуске востребованных кадров. «Наша задача — сделать студентов не просто грамотными специалистами, но и успешными, чтобы они хотели работать и работали в нашей стране», — говорит Игорь Наркевич из СПХФА. В том же, что отрасль в ближайшие годы будет только расти, никаких сомнений нет. «Именно в России сейчас объективно есть возможности для роста в биотехнологиях, в биофармацевтике», — подчеркивает Александра Глазкова. «Мы вместе с вузами работаем над тем, чтобы на рынок выходили молодые квалифицированные сотрудники. Это процесс долгосрочный, но через два-три года мы уже увидим первый результат».
Однако биотех в России растет настолько активно, что сильные сотрудники нужны уже сейчас, а «свои» кадры еще не готовы.
«В России сложно найти специалистов, у которых есть уже опыт в том, что мы делаем. У нас молодая страна и молодая отрасль», — объясняет Глазкова. «Проблем с кадрами без опыта, в принципе, нет. У нас стоит очередь из стажеров, из желающих пройти практику, и подготовка у них достаточно хорошая для их нулевого уровня. Но компания не может быть выстроена только на сотрудниках нулевого уровня, поэтому мы должны найти баланс. И мы его ищем». Самый простой способ привлечь опыт — вернуть талантливого соотечественника, уехавшего за границу.
Ровные ряды таунхаусов, постриженные газоны, чистейшие тротуары и дороги, пруд и небольшой песочный пляж. Вежливые, улыбающиеся люди. Перед вами словно картинка из идеалистического фильма про жизнь маленького американского городка. Только вывеска «Международный биотехнологический комплекс «Генериум»» и березки, которые не слишком-то вписываются в американский ландшафт, сообщают, что вы находитесь в России. Навигатор в телефоне подтверждает — вы во Владимирской области, совсем недалеко от Петушков, прославленных Веничкой Ерофеевым.
Сегодня здесь живут и работают более двухсот человек, многие из которых, как и Дмитрий Потеряев — исполняющий обязанности директора по науке, начальник отдела клеточной биологии МБЦ «Генериум», — вернулись в Россию после работы в Европе и Америке. «У меня есть друг, сейчас — топ-менеджер одной из русских фармкомпаний, мы уехали из России почти в одно и то же время», — вспоминает Дмитрий. «И вдруг где-то в 2003 году он, уже сменив две страны, пишет мне — знаешь, я возвращаюсь в Россию. Почему? Мне кажется, мы чем-то не тем занимаемся. Но почему в Россию? А там работы — более чем достаточно».
Сам Потеряев прожил в Европе более десяти лет. Финляндия, Германия, Швейцария, снова Германия.
«Все было хорошо, карьера тоже складывалась, но захотелось чего-то интересного. Мысль о России показалась мне свежей и оригинальной», — рассказывает он. Ученый навел справки и был «приятно удивлен», когда узнал, что в России есть спрос на специалистов его уровня. «Единственное, чего мне не хотелось — связываться с большим городом. Я привык к жизни в очень небольших, комфортных университетских городках… Мой любимый город — Питер, я думал, или там, или… Но решил спросить, а есть что-нибудь в лесу?» — рассказывает Дмитрий.
В лесу, а точнее, в поле посреди лесов Владимирской области, нашелся построенный компанией «Генериум» исследовательский центр. Здесь же — завод и научный городок. Говоря о том, что привлекает ученых сюда, собеседник «Ленты.ру» отмечает комфортные условия, возможности растить детей в спокойной обстановке (а большинство населения научного городка — молодые семьи), сопоставимые с Европой и США зарплаты, но самое главное — интересные задачи, которые предлагает сегодня бурно развивающаяся российская биофармацевтика.
Рынок фармацевтики в части биотехнологий глобален — во всем мире нужны одни и те же специалисты. Поэтому охоту на талантливую молодежь ведут не только российские хедхантеры. Западные компании и университеты также активно заманивают выпускников. В некоторых вузах вербовка кадров идет даже со стороны официальных сотрудников кафедр или научных руководителей. Казалось бы, такие сотрудники, рассказывающие молодым специалистам о работе на Западе, действуют во благо потенциального научного сотрудника. Но, по словам Александры Глазковой из BIOCAD, это не совсем так: «В основном нашу молодежь привлекают в международные проекты под гранты. Это временная работа, и выпускники становятся в некотором смысле расходным материалом для того, чтобы кто-то просто осваивал средства».
Специалистам в такой области, как биотехнологии, на самом деле довольно просто найти образовательную программу и работу за рубежом и без «участливых помощников» — способных аспирантов ждут везде. Вернуться сложнее. Психологически многие как уже состоявшиеся, так и молодые научные работники возвращение на родину воспринимают как поражение, рассказывает представитель фармкомпании. Те, кто уехал из страны в конце девяностых, часто не знают о перспективах, которые открываются в России сейчас.
Молодежь попадает под влияние окружения. «Научные круги вообще-то аполитичны, но тут они просто поддаются общей пропаганде. Через несколько лет жизни в Англии человек уверен, что это прекрасная страна, а где-то за Польшей начинается Мордор — там ничего нет и быть не может. Но бывает, что именно такой кадр нам и нужен. Его приходится переубеждать», — отметил представитель фармкомпании.
Для правильной мотивации нужно понимать особенности мышления человека, работающего в науке, говорят в фармкомпаниях. Научные работники — люди специфического склада ума. Безусловно, им важны хорошая зарплата и условия жизни. Но еще важнее — заниматься тем, что им интересно, и профессионально расти. Для многих соотечественников бывает открытием, что там, откуда они уехали в 1990-х, сегодня действуют суперсовременные производства, открыты исследовательские центры с новейшим оборудованием, вкладываются в разработку миллионы рублей. «Мы говорим: готовы предоставить работу четко по вашей специальности, даем возможности для интересной деятельности, и это будет руководящая должность. К тому же на родине. И они соглашаются», — делится источник «Ленты.ру» на рынке.
Случается и такое, что иностранцы сами хотят работать в российских компаниях. В BIOCAD есть специалист по биоинформатике с канадским паспортом, прежде трудившийся в Бельгии. Мотивация для работы в России все та же: прежде всего — интерес и возможность профессионально самореализоваться, перспективные проекты, широкая зона ответственности. «Здорово, что не только соотечественники, но и просто иностранные граждане сами проявляют инициативу и хотят работать в России», — говорит Александра Глазкова из BIOCAD.
На верхушку академической карьеры сложно пробиться и на Западе, и в России — такова специфика этой сферы во всем мире, поясняют собеседники «Ленты.ру». Ученый занимает определенную позицию, но не может продвинуться выше. Он идет в прикладную науку — но и тут все непросто. Хотя бы потому, что слишком много конкурентов — рынок специалистов в биотехе в Европе и США перенасыщен.
«У нас был кандидат — он получил PhD (степень кандидата наук) в одном английском университете, Postdoc (постдокторантура, временная ставка научного сотрудника — прим. «Ленты.ру»), в другом, сейчас работает в очень известной биотех-компании начальником маленькой лаборатории. И он не может найти работу, которая вывела бы его на следующий уровень», — рассказывает Дмитрий Потеряев из «Генериума». В России, напротив, кадровый голод, работы — огромное количество, а возможности гораздо выше. «Здесь всего биотеха и биофармацевтики в настоящее время гораздо меньше, чем на один квадратный километр в штате Калифорния. А в стране сколько миллионов живет? И всем нужны лекарства», — резюмирует он.
Компании уверены в том, что в ближайшие годы рынок начнет наполняться персоналом, готовым к работе в современных условиях. Правда, сроки, когда этот рынок будет насыщен полностью, называть никто не рискует. Пока что конкуренция в биотехе, по признанию участников рынка, не очень высока, но скоро все изменится — западные компании все чаще заявляют, что намерены открывать в России собственные производства.
«Мы с интересом ждем, что будет, когда все это начнется. Иностранцы, разумеется, начнут перетягивать кадры — те самые, что мы самостоятельно готовили, учили или возвращали. Естественно, это означает, что в отрасли вырастут зарплаты. Чем еще это нам грозит? Посмотрим. В любом случае для нас это будет вызов», — говорит представитель российской фармкомпании. В BIOCAD, к примеру, уверены, что основная борьба за кадры развернется в Московской области и вообще в центральном регионе России. «Наши основные производственные площадки будут находиться в Санкт-Петербурге, в этом плане Питер сильно выигрывает», — отмечает вице-президент компании по HR Александра Глазкова.
Собеседники «Ленты.ру» говорят, что ситуация с научными кадрами непростая, но называть ее безвыходной никак нельзя. «Странно слышать тех, кто говорит, мол, персонала нет, все уехали. Нет персонала — это значит, вы не создали для него условия. Персонал есть — и он очень мобилен. И очень высоко себя ценит. Потому что это действительно штучные экземпляры. Нужно уметь привлечь их», — отметил топ-менеджер российской фармкомпании. «Нужен кто-то специфический — ищи. Был в практике случай — одного кандидата мы обхаживали года три. Он жил в Сингапуре — там море, солнце, тепло, а мы ему предлагали променять это на Россию и снега. Получилось! Мы просто дали ему заниматься тем, что ему интересно». Но не обязательно переманивать сотрудников из Европы и Америки — профессионалы есть и в соседних странах — на Украине, в Белоруссии, где также есть развитое фармпроизводство.
Особо редких специалистов можно вырастить с нуля, подчеркивает собеседник «Ленты.ру». Это сложно — нужно долгое планирование и понимание того, чем компания будет заниматься через несколько лет. «Но те, кто жалуется, что все уехали, и ждет помощи от государства, просто не хотят планировать, не умеют стратегически мыслить. К тому же надо быть готовыми к тратам — научный персонал, работающий в разработке — дорогостоящие сотрудники, которые прямо сейчас не производят ничего. Но они производят главное — знание. А это — основной актив».
Автор: Анастасия Никифорова
