Председатель совета директоров ГК «ХимРар» профессор РАН Андрей Иващенко — о развитии технологий лечения в мире и России.

Настоящие инновации — это технологии, которые делают определенную деятельность человека намного эффективнее. К примеру, экскаватор может выкопать больше, чем землекоп. Инновации — это всегда «машины» в широком смысле слова.

Принято считать, что XXI век — век живых систем. Мы сейчас находимся как раз на стадии разработки биотехнологических «машин». В XX веке удалось заглянуть внутрь клетки, а теперь биоинженеры заняты созданием технологий, способных задействовать полученные знания.

Около 70% всех денег, которые тратятся в мире на технологизацию новых знаний о живой природе, идет на инновации в области медицины. Около 20% инвестируется в сферу питания и агропромышленность, 10% — во все остальные области.

Ученые начинают разбираться, что рак — это не одна, а сотни разных болезней. И болезнь Альцгеймера или гепатит — это тоже не одна, а десятки болезней. Чем больше знаний получают люди о болезнях, тем лучше удается делать новые препараты, сфокусированные на узких заболеваниях.

Если препараты первых линий химиотерапии убивали все быстрорастущие клетки, в том числе волос, желудочно-кишечного тракта и иммунной системы, то следующие поколения лекарств от онкозаболеваний работают по другой схеме. Например, тормозят рост кровеносных сосудов, в результате чего раковая опухоль, которой для роста нужно усиленное кровоснабжение, растет медленнее. Это дает дополнительное время иммунной системе, чтобы распознать раковые клетки, что приводит к увеличению продолжительности жизни человека. А иногда иммунная система успевает эту опухоль побороть полностью. Это и есть таргетное воздействие препарата.

Тренд на таргетизацию препаратов сильно поменяет всю систему здравоохранения, которая пока что заточена все же под «блокбастеры», потому что лекарства «от всего» создавать и легче, и дешевле, чем узконаправленные. Но если пофантазировать, то в идеале в будущем должны проводиться сотни исследований — на резистентность, на подвиды болезни для каждого конкретного человека. Выяснив все это, специалисты разработают «персональный коктейль», максимально эффективный именно для этого пациента. К примеру, на сегодня известно около двух десятков подвидов рака груди — и лекарство назначается в зависимости от выявленного типа рака.

С технологической и научной точек зрения таргетный подход осуществим уже сегодня. Другое дело, что никакая система здравоохранения пока не может позволить себе такого в массовом порядке.

Однако вся Big Pharma, заглядывая в будущее, уже занимается тераностикой — терапией плюс диагностикой. Еще на доклинической стадии разработки лекарства крупные компании делают биомаркер, который позволяет правильно отобрать пациента и мониторить прогресс в лечении соответствующим препаратом.

Второе направление, которое будет активно развиваться, — это так называемые терапевтические вакцины.

Действие классической профилактической вакцины основано на том, что в организм вводятся кусочки, к примеру, корона-вируса. В ответ организм вырабатывает антитела. И когда в организм попадает уже сам вирус, иммунная система готова ему противодействовать: она не дает вирусу размножаться, человек болеет в легкой форме или вообще не заболевает.

Терапевтическая вакцина действует иначе. В организм «закидывается» определенный генетический материал, стимулирующий иммунный ответ, скажем, на опухоль, которая развивается у конкретного пациента. Организм в ответ на генетический стимул вырабатывает антитела, которые убивают именно это раковое новообразование. Теоретически можно такие вакцины сделать против любого вида рака. По прогнозам, в ближайшее десятилетие этот вид терапии может стать прорывным. Как только экспертное сообщество и регуляторы смогут точно оценивать риски и преимущества терапевтических вакцин и если преимущества будут преобладать, мы увидим их на рынке.

в то, что ИИ вскоре научится разрабатывать инновационные лекарства, я пока не верю

А вот в то, что ИИ вскоре научится разрабатывать инновационные лекарства, я пока не верю. Эта область сейчас перегрета, и полагаю, что через несколько лет очередной финансовый пузырь лопнет. Так уже было в 2000-е, когда ученые научились секвенировать геном человека и многие подумали, что не за горами появление лекарств от всех болезней. В сфере ИИ сейчас тоже собирается и систематизируется много данных. Но у инвесторов завышены ожидания, и велика вероятность, что все это закончится массовыми банкротствами, как и в случае с геномными стартапами. Останутся отдельные инструментальные решения в рутинной практике исследований и разработки новых технологий. К примеру, помощь ИИ рентгенологам в сортировке изображений, благодаря которой эффективность работы специалистов действительно резко возросла.

У российского рынка инноваций есть ряд как преимуществ, так и недостатков. Одно из преимуществ в том, что какие-то технологии мы у себя внедрить еще не успели, а они уже устарели, поэтому мы можем учиться на чужих ошибках и внедрить сразу следующие технологические уклады. Второе — у нас в стране сильная теоретическая научная школа. Но есть проблемы в практическом применении разработок. В стране существует пропасть между наукой и индустрией, особенно в области живых систем и биотеха. У нас почти нет венчурных инструментов, которые бы обеспечивали инвестирование в исследования. Россия сейчас — место создания прототипов инноваций, но не их масштабирования.

Надо быстрее преодолевать этот разрыв. На производстве дженериков с низкой маржинальностью отрасль не выживет. Условие и направление развития российской фармацевтики — это наличие в портфеле компаний собственных инновационных препаратов.