Как экономические трудности последнего времени повлияли на ситуацию в фарминдустрии? Нет ли опасности, что крупные зарубежные компании уйдут с нашего рынка, и мы рискуем остаться без нужных лекарств? На эти и многие другие вопросы «Российской газеты» ответил президент «Деловой России», председатель совета директоров группы компаний «Р-Фарм» Алексей Репик.
Алексей Евгеньевич, как экономический кризис повлиял на деловой климат в целом и в частности — в фарминдустрии? Успокоилось ли бизнес-сообщество?
К счастью, деловому сообществу в принципе несвойственно спокойствие. Постоянное стремление изменить мир вокруг себя к лучшему, двигаться вперед, не останавливаться на достигнутом — именно это характеризует настоящего предпринимателя, и без этого ничего не получится. Что касается делового климата, то во многих сферах — госуправления, правоприменения — она положительна. И даже те, кто обычно в упор не видел наши успехи, сегодня вынуждены это признать. Например, в этом году мы остановились всего в одном шаге от того, чтобы войти в топ-50 экономик по рейтингу Doing Business Всемирного банка.
Несмотря на то что в целом показатели нашей экономики оставляют желать лучшего?
Эти вещи связаны между собой, но не напрямую. Временной интервал между изменениями делового климата и реакцией экономики в разных отраслях составляет годы, а то и десятилетия. Но уж точно не месяцы. Так, в фарминдустрии от идеи создания нового препарата до его запуска на рынок проходит в среднем 15-20 лет. То же с деловым климатом — нужно набраться терпения и делать свою работу, результаты которой будут видны через несколько лет. С другой стороны, мы стараемся корректировать правовое поле так, чтобы предпринимателям было проще и начинать новые проекты, и реализовывать имеющиеся. Именно благодаря участию бизнеса Агентство стратегических инициатив успешно реализовывает Национальную предпринимательскую инициативу. Однако, одними только законодательными изменениями улучшить деловой климат не получится. Для серьезного скачка, для роста экономики к ним нужно прибавить хорошую макроэкономическую конъюнктуру, комфортный режим взаимодействия с зарубежными рынками и, конечно, доступность ресурсов. А это, к сожалению, зависит не только от российского правительства. Уже давно всем понятно, что наши конкуренты пытаются максимально отрезать Россию от инвестиционных ресурсов и своих рынков. Поэтому перед многими российскими компаниями, которые раньше думали только о внутреннем рынке, сегодня встала задача выхода на рынки внешние. Фарминдустрия, к слову, здесь одна из передовых. На ее примере мы видим, что диверсификация российской экономики и переход на несырьевую модель — это не лозунги, а реальная возможность.
Одним из важных приоритетов в программе развития фарминдустрии была локализация производств зарубежными компаниями. Многие проекты за последние 8-10 лет успешно реализованы. Но первая волна локализации закончена. Может быть, акцент со строительства производств пора переносить на локализацию R&D?
Локализация как механизм привлечения в Россию экспертизы крупнейших компаний-лидеров рынка, как возможность создать здесь конкурентоспособную индустрию — это серьезный инструмент проектного управления экономикой со стороны государства. Многие страны шли этим путем; мы тоже достигли здесь неплохих результатов. Но локализация существующих на рынке продуктов имеет свои ограничения, и рано или поздно основной их набор будет исчерпан. Я думаю, что новых проектов в большом количестве ожидать сложно. R&D — это самая дорогостоящая часть процесса в отрасли. R&D для внутреннего рынка звучит оксюмороном, потому что инвестиции огромные, а российский фармрынок все-таки невелик — чуть больше 1% мирового. Делая ставку на внутренний рынок, вряд ли удастся вернуть вложенное. Поэтому любой процесс R&D, который ведут российские компании здесь или за рубежом, должен в итоге привести к появлению препаратов, продаваемых во всем мире.
Но достаточно ли у нас компетенций, чтобы заниматься R&D на мировом уровне?
R&D — это означает Research, то есть исследования, и Development, то есть разработка. С точки зрения девелопмента у нас компетенций достаточно: у нас высокий уровень клинических исследований, качества медицинской экспертизы, много профессионалов с большой буквы. Но это стоит дорого. Крупнейшие мировые компании тратят в среднем от 2 до 7 млрд долларов в год на R&D, из которых 99% — это D. Прибыль же всех российских компаний, вместе взятых, не превышает 100 млрд рублей, то есть чуть больше 1 млрд долларов. Поэтому важно сконцентрироваться на нескольких проектах и целиться на большие рынки. И здесь поддержка государства в части возможного кредитного плеча — конечно, исключительно возвратного — может оказаться очень ценной. Если же мы говорим про R-исследования, то у нас сегодня есть хорошие мозги, ценные кадры, потенциал наш далеко не исчерпан.
Ну, мозги-то мы в последние годы экспортировали успешно.
Надо экспортировать не мозги, а результаты их деятельности. Поэтому мы стараемся создавать для наших талантов все условия для приложения своих сил и знаний. Прежде всего, это поддержка исследований в прямой кооперации российских предприятий и крупнейших международных компаний. Здесь выбор точечных проектов (десятка — максимум) и их государственная поддержка могут сыграть свою роль. Каждый из них должен быть нацелен на то, чтобы стать глобальным блокбастером, а не только занимать нишу в России за счет регулирования или ограничения допуска на внутренний рынок иностранных продуктов.
В последнее время обсуждается необходимость локализации производства полного цикла. Нужно ли нам стремиться к тому, чтобы иметь собственные субстанции по всем группам препаратов?
Специализация — великое экономическое достижение человечества. Делать надо то, что умеешь. Не думаю, что мы должны производить все субстанции. Ситуация, при которой из-за геополитических сложностей прекращается кооперация по созданию лекарств или ограничивается доступ к субстанциям, — в принципе невозможна. Самые крупные транснациональные корпорации не производят свои субстанции. Они покупают их у других компаний, и ничего плохого в этом нет. Но я уверен, что российская промышленность может по целому ряду чувствительных и важных субстанций, как химического синтеза, так и биологической ферментации, найти свои, потенциально патентные ниши. А в результате оказаться центром производства субстанций не только для собственных нужд, но и для экспорта, как это было по ряду субстанций в Советском Союзе. Сегодня целый ряд наших предприятий начал такие проекты — это перспектива ускоренного вывода на рынок своих продуктов, в том числе и готовых лекарственных форм.
Способна ли наша индустрия конкурировать тут с мировым лидером по производству субстанций — Китаем? Если да, то по каким именно?
Китай имеет очень мягкое регулирование с точки зрения экологических стандартов. Крупнотоннажные производства химических субстанций — это всегда экологическая опасность. Мы относимся к этой ситуации более ответственно. Вообще я думаю, для нас более перспективно вести речь о сложном синтезе, о каких-то «хитрых» специфических молекулах, которые требуют именно того самого мастерства, которое, как говорят, «на кончиках пальцев».
У нас очень хорошая школа производства биотехнологических продуктов, и есть все возможности готовить первоклассных специалистов, поэтому возможны и быстрые результаты. К слову, сегодня Минпромторг России субсидирует производство субстанций. Но здесь, правда, важно не впасть в другую крайность — чтобы не начали просто очищать купленные в других странах субстанции и ставить на них штамп «сделано в России». У нас должны быть свои субстанции, и они будут. Но это не значит, что нужно умалять заслуги тех компаний, которые здесь производят готовые лекарственные формы.
Действие критерия «упаковка» для признания продукта локальным установлено до конца этого года. Как изменится ситуация, когда локальными будут признавать только лекарства полного производственного цикла?
Основной аргумент критиков в вопросе отнесения упакованных в РФ лекарств к российским в том, что это стимулирует не фармпромышленность, а производство упаковочного материала. Конечно, это не так. Дело не в том, что таблетку надо поместить в блистер, а блистер положить в коробочку. Главное, что ответственность за качество — так называемый выпускной контроль — принимают на себя российские предприятия. А для этого они должны обладать всеми необходимыми аналитическими методиками, что очень сложно. Это большой набор знаний и технологий, которые должны быть перенесены в Россию. С упаковки, по большому счету, начинались почти все проекты, которые в итоге перешли к производству готовой лекарственной формы или к полному циклу. Применение критерия «упаковка» позволило пригласить международные компании для работы в нашей стране, и это была абсолютно оправданная стратегия. Ровно так мы это делали и в части отверточной сборки автомобилей. А сейчас государство вполне логично стремится создать такую систему, при которой иностранные компании будут вынуждены углублять степень производства в Российской Федерации.
Некоторые говорят, что менять правила игры на ходу некорректно.
Конечно, правила игры должны устанавливаться в момент прихода инвестора на рынок и не меняться, и уж точно не ухудшаться. Если же менять регулирование, то, наверное, оно не должно относиться к проектам, уже находящимся в стадии реализации. Когда минпромторг — кстати, по инициативе и при поддержке экспертов «Деловой России» — разрабатывал проект закона «О промышленной политике в РФ», одним из важных параметров было сохранение существующих условий для инвестора, который вложил деньги, время, силы в российскую экономику. Этот год планируется сделать последним, когда критерий «упаковка» будет основанием для признания продукта локальным. Я бы, например, предложил сделать так: все, кто до конца этого года с упаковкой в Россию не вошел, больше уже с этим критерием войти не смогут, войти смогут только производства готовой лекарственной формы. А те, кто в этом году вошел, получат еще один год, например, для химии, и два года для биологии, чтобы полный цикл завершить. Но при этом они должны четко продекларировать, что будут это делать. Если же упаковку оставить достаточным условием отнесения к российским продуктам до 2020 года, как это предлагают некоторые, ни один продукт до этого года из упаковки в производство полного цикла не перейдет — все будут идти по пути наименьшего сопротивления. Поэтому так важно найти тонкий баланс — то, что в мире называется smart regulation («умное регулирование» — ред.), стимулирующий отрасли и предприятия делать то, что в интересах экономики и государства.
А что сегодня в интересах нашей экономики?
Сейчас сложилась обстановка, в которой можно реализовывать смелые, амбициозные проекты, связанные с повышением конкурентоспособности российских товаров, российских предприятий. Государство научилось слушать и слышать бизнес. Один из важнейших элементов в том же Законе «О промышленной политике в РФ» — это создание Фонда развития промышленности. Он уже поддержал десятки проектов, в том числе в фармотрасли. Это конкретная помощь предприятиям, возможность подтолкнуть вперед их модернизацию, сформировать новые центры компетенции, получить результат в максимально быстрые сроки. Не так давно мы вышли с предложением к президенту сформировать систему поддержки трансфера технологий. В итоге в последнем Послании Федеральному Собранию он дал прямую директиву о формировании такой системы. То, что создается Агентство по технологическому развитию, — это еще один ответ на запросы предпринимателей.
Значит, вы не разделяете алармистские настроения — было много информации, что в связи с кризисом бизнес вывозит капиталы, предприятия продаются за бесценок?
Плохие предприятия я бы за бесценок и продавал. А хорошие никто не продаст ни за какие деньги. Конечно, у нас сократился объем внутреннего рынка, многие компании стали искать предложения для рынков за рубежом. И те, кто создавал здесь не продукты или технологии, а только товаропроводящие сети, оказались в некомфортной ситуации. Производители же технологий и продуктов начали думать, как расширить свои рынки сбыта. Более того, они получают все возможные выигрыши от снижения издержек за счет более дешевого рубля. И для этих предприятий как раз открылось новое окно возможностей.
Мне нравится ваш оптимизм. Но вот читатели звонят в редакцию и жалуются, что лекарства подорожали, а каких-то из них в аптеках вообще нет.
Там, где цены регулируются государством (перечень ЖНВЛП. — Ред.), повышения цен не произошло. Но и многие частные компании оказались социально ответственными, и цены не поднимают даже на препараты, не входящие в перечень ЖНВЛП. Фарминдустрия работает в очень долгом горизонте планирования. Десять лет отрасль зарабатывает, несколько лет теряет, потом опять десять лет зарабатывает. Наша индустрия развивается очень успешно. Я с очень высокой степенью вероятности готов продекларировать, что через 10-15 лет в десятке-двадцатке крупнейших мировых фармкомпаний будет не одна, а несколько российских. Это наша цель. Ради нее мы сейчас работаем, и у нас все получится.
Автор: Татьяна Батенева
