Владелец крупнейшего поставщика лекарств государству «Р-Фарм» Алексей Репик рассказал РБК, что надо делать, чтобы удержать цены, как теперь вести себя с западными партнерами и чем его заинтересовала «СИА интернейшнл».
– В одном из интервью вы говорили, что теперь у вас на первом плане работа в «Деловой России». Нет желания кинуться спасать свой бизнес в кризис?
– Работая в «Деловой России», мы изо всех сил спасаем весь бизнес в режиме 24 на 7 – и свой, и не свой. Нет большой разницы: заниматься спасением отдельно взятой частной компании «Р-Фарм» или российского несырьевого бизнеса в целом. «Р-Фарм» – это типовой несырьевой бизнес, и потому все плохое и все хорошее, что сейчас может с ним произойти, – это общая тенденция. Сейчас мне на оперативные вопросы времени не хватает, но менеджмент подстраховывает, и пока «Р-Фарм» без меня потерпит.
– Насколько сильно кризис ударил по «Р-Фарму»?
– Как бизнес мы худеем, ведь инвестпрограмма была в первую очередь связана с выходом на внешние рынки, в первую очередь в США и ЕС. Что-то мы успели реализовать, а что-то уже стало невозможно дорогим, поэтому придется двигаться намного медленнее или не делать это вовсе. В начале следующего года мы планируем завершить строительство завода по производству фармацевтических субстанций в Ярославской области. Он будет поставлять ингредиенты не только для ярославского завода «Р-Фарма», но другим отечественным производителям, а также за границу. Когда мы начинали проект, он казался в большей степени политическим: представлялось важным сохранить экспертизу в стране, попробовать не на лабораторном, а на промышленном уровне производство того или иного продукта – это дает преимущество при выпуске новых лекарств. Сейчас – с учетом изменения курса доллара и запретительной ставки по кредитам – наличие собственного производства во многом обеспечит конкурентоспособность компании.
– От чего именно придется отказаться?
– Все проекты, которые получили поддержку совета директоров, останавливаться не будут. Но они распределены по степени приоритетности: некоторые мы просто заморозим на какое-то время или увеличим сроки их выполнения. Что именно – сейчас сказать сложно, я надеюсь, нам хватит денег на все. Но в любом случае внутренний рынок остается для нас приоритетным. И если придется с чем-то повременить, то это будет одно из направлений внешней экспансии. Чтобы выйти на любой новый рынок, нужно преодолеть длинную, зачастую непроходимую трассу для бега с препятствиями, очень инвестиционно емкую.
– В каких направлениях идет экспансия «Р-Фарм»?
– Турция, США, Япония, Германия.
В Турции мы начали строить завод, создали подразделение по регистрации и проведению клинических исследований. Так же, как в России, для регистрации лекарственных средств на других рынках зачастую нужно проводить клинические испытания на их территории. Одним из условий успешного входа на турецкий рынок является строительство биотехнологического завода. Год назад мы радовались ослаблению турецкой лиры, что-то у нас получилось сделать дешевле, чем мы рассчитывали. А сейчас с учетом ослабления рубля все стало намного дороже. Тем не менее турецкий проект в ближайшие три года выйдет на промышленную мощность, и через 4–5 лет будет близок к точке самоокупаемости.
В Германии мы купили завод, который загружен заказами и сам себя кормит.
В Японии у нас пока нет коммерческой деятельности – там мы проводим ранние исследования, в первую очередь связанные с сердечно-сосудистыми заболеваниями и онкологией. У нас там партнерский проект, большой грант выделен нами для университета города Нагойя. Рынок сложный, но понемногу мы будем туда встраивать функцию развития бизнеса, чтобы выходить на рынок, который входит в тройку крупнейших в мире.
Если говорить о США, то это наиболее интересный рынок – почти половина от всего мирового рынка фармы. Чувствовать себя по-настоящему глобальной фармацевтической компанией ты можешь только тогда, когда ты присутствуешь на самом большом рынке. Вход туда дорогой, сложный: если в России качественные клинические исследования в среднем обходятся в $20–30 млн на один продукт, то для выхода на рынок США требуется больше $100 млн. Мы сейчас создаем там коммерческую инфраструктуру – сеть торговых представителей и медицинских консультантов. Надеемся, что собственные продукты, которые мы через год запустим на российском рынке, года через три выйдут на рынок США. Еще там у нас работает R&D подразделение – собственно, основная часть продукции, которая завершает клинические испытания в России, идет в Турцию и Европу – это продукция нашего американского исследовательского подразделения.
– А рынок СНГ?
– Раньше мы не были готовы к выходу на рынок СНГ, сейчас хотим работать в Азербайджане, считаем его очень перспективным. Будем продолжать отношения с евразийским пространством – не только с Казахстаном и Белоруссией, но и с Арменией. Речь в первую очередь о дистрибуции. Но в этом году мы принципиально новых проектов не начинаем.
– Какую сумму инвестиций предполагают все эти проекты?
– Сотни миллионов долларов в год.
– Изменилось ли отношение к вам западных партнеров из-за политической ситуации?
– Бизнес больше тревожит экономическая ситуация в России: курс национальной валюты, инфляция, объем рынка, покупательная способность. Это то, что сейчас обсуждается при каждой встрече с нашими партнерами за рубежом, неважно, в США или Китае. Если говорить про внешнюю политику, то мы не позволяем своим партнерам совать нос в вопросы национальной безопасности и национальных интересов.
– То есть попытки были?
– Каждый должен думать о будущем своего государства, а не советовать, что делать другим.
– Вы просто обрываете такие разговоры?
– Мы считаем, что они не по адресу и пользы не принесут. Были разговоры о возможности ограничить поставки лекарственных средств в определенные субъекты Российской Федерации. Но это категорически невозможно. Еще раз хочу сказать: все граждане России имеют право на медицинскую помощь. И никто не может сказать, что вам лекарства продам, а вашему коллеге – нет. Но нужно признать, что даже самые консервативные коллеги из западных государств разрабатывают особые подходы к социально значимым продуктам, таким как лекарственные средства. Насколько я помню, даже в период обострения отношений между Ираном и США лекарства все-таки поставлялись.
– А что касается оборудования?
– У нас были определенные сложности, но мы сумели их преодолеть.
– Сменили поставщика?
– Смогли объяснить социальную значимость выполнения контракта. В том числе нашим американским партнерам – поставщикам оборудования. Они вошли в положение и нашли возможность осуществить поставки. С определенной задержкой, но все было сделано.
– Что будет с бизнесом «Р-Фарм» из-за девальвации?
– Обороты сохранятся или несколько вырастут, рентабельность сократится. Мы постараемся изо всех сил сохранять главные приоритеты – доступные цены на лекарства в России.
– За счет чего?
– В том числе за счет маржи. Ряд наших партнеров – и поставщиков активных фармсубстанций, и тех, у кого мы покупаем готовую продукцию (около половины нашего бизнеса занимает продажа продукции третьих компаний), – предупреждают нас о повышении цен. Мы ведем с ними переговоры и объясняем, что живем в стране, где национальная валюта – рубль, где цены номинированы в рублях и бюджет сформирован в рублях. Мы работаем с сегментом, который компенсируется за счет госбюджета. И определенная индексация цен возможна, но она может быть только в пределах инфляции, 10–11%, но никак не 25–30%, про которые сейчас активно говорят ряд иностранных производителей. Ну а тех, кто этого не слышит, придется заменять на альтернативных поставщиков.
– Производители фармпрепаратов жаловались, что они работают себе в убыток, и стали поговаривать о возможном дефиците дешевых препаратов и жизненно необходимых лекарств в России.
– Если говорить о препаратах, которые не входят в список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов (ЖНВЛП), то, конечно, есть реальная проблема. Наш «Новосибхимфарм» работает в дешевом сегменте, и это очень сложно с учетом того, что правительство регулирует цену поставщика препаратов. Проблемы есть в сегменте 50–100 руб. Для производителей цены, зафиксированные в рублях, делают производство таких лекарств невыгодным. Должны быть инструменты господдержки этого сегмента, и регулирование в сегменте цен до 50 руб. можно либо отменить, либо свести к минимуму, зафиксировав цену на прилавке за счет государства. Не вижу большой проблемы в этом: весь объем этого рынка – это сейчас не миллиарды, российский бюджет это переварит и даже не заметит.
– А если говорить о жизненно необходимых лекарствах? Насколько они подорожают?
– Какой бы ни был курс доллара, производители и разработчики должны собраться и принять волевое решение о том, что индексация не может быть выше инфляции. Мы должны умерить свой аппетит. Нужно смириться с тем, что сейчас наступило время, когда мы не будем зарабатывать. Еще раз повторю: индексация цен на ЖНВЛП должна находиться в пределах официальной инфляции, то есть 11,4%.
– Вы готовы нести убытки?
– Мы готовы искать решение, которое не ущемит интересы наших пациентов. В том числе за счет уменьшения прибыли.
– Насколько за последнее время сократилась маржа?
– Об этом пока рано говорить, давайте поживем в новой реальности.
– На какое падение вы готовы? Какой уровень может выдержать бизнес?
– Бизнес может выдержать все, он не опускает руки никогда. Бизнес может быть одной ногой на кладбище, но второй ногой пытаться вырваться. У нас есть социальная ответственность и перед потребителями, и перед сотрудниками, которых у нас более 3000 человек.
– В конце прошлого года, после смерти основателя «СИА интернейшнл» Игоря Рудинского, стало известно, что «Р-Фарм» готовится купить эту компанию.
–До мая говорить об этом преждевременно. Вот когда наследники вступят в права и у компании появится собственник – можно будет окончательно согласовать и провести сделку и строить планы на будущее.
– Не хотите в перспективе купить сеть аптек и таким образом замкнуть круг: производство «Р-Фарм», дистрибуция СИА и розница?
– Дайте мне денег, и я подумаю. Где мне их взять? Мы не ретейлеры, мы в этом ничего не понимаем, нам бы со своими проблемами разобраться. Наша задача – разработка и производство. Все остальное можно сделать внутри, а можно пользоваться чьими-то услугами. Будет ли это собственная дистрибуция, СИА, «Протек» или «Катрен» – для меня не имеет никакого значения. Розничная дистрибуция нас интересует значительно меньше – у нас пока нет розничных препаратов. Компании, подобные СИА, менее прибыльные, и сейчас находятся не в самом простом положении. С учетом дефицита оборотных средств, который сейчас есть у всех торговых компаний независимо от отрасли, им будет нелегко. Это не только СИА, это всем коллегам по сегменту.
Интерес к СИА в первую очередь обусловлен тем, что у нее более эффективная логистика, чем у «Р-Фарм». Мы можем оптимизировать в какой-то степени их портфель препаратов. Есть целый ряд продуктов, от которых мы отказались просто потому, что для «Р-Фарм» они неформатные. Мы занимаемся рецептурными продуктами и госпитальным сегментом. И когда действительно интересные продукты появлялись в других сегментах, мы просто проходили мимо них. СИА – это возможность посмотреть на расширение портфеля. Второе – возможность сэкономить на логистических расходах за счет эффективного управления издержками. Но опять же, будет ли именно СИА решением этой задачи или мы найдем какие-то другие решения – давайте обсудим во второй половине года.
