Экс–гендиректор аптечной сети «Первая помощь», совладелец компании «Активный компонент» Александр Семенов рассказал порталу dp.ru, почему невозможно заниматься импортозамещением в фармотрасли без поддержки всей цепочки производства лекарств, как государство помогает производителям и почему последнее слово всегда остается за банками.
Как глава аптечной сети стал выпускать лекарства?
ЗАО «Ленфармпрепарат», которое выпускало готовые лекарства, мы с партнером купили в 2006 году, еще до моего прихода в «Первую помощь». Переименовали в «Активный компонент» и переформатировали предприятие на выпуск активных фармсубстанций. Когда я закончил работу на посту гендиректора «Первой помощи» и вице–президента группы компаний «Роста», я вернулся в «Активный компонент» в качестве стратегического инвестора. Сейчас компания представляет собой производство площадью 2,5 тыс. м2. Я курирую проекты, связанные с развитием и диверсификацией бизнеса, а также отвечаю за взаимодействие с профильными министерствами и ведомствами.
Сейчас в портфеле «Активного компонента» 50 фармсубстанций, из них постоянно выпускаем около 35. По тоннажу объем завода невелик, но изначально мы ориентировались не на те субстанции, которые продаются десятками тонн в месяц, а на новые позиции, которые недавно вышли из–под защиты патента, дженерики. Завод загружен на 100%, поэтому мы начали строительство третьего участка площадью 1,2 тыс. м2, это позволит увеличить мощности на 50%.
А почему не вписываетесь в R&D–центр (от англ. Research and Development — исследования и разработки) фармкластера?
R&D–центр в первую очередь для производителей, входящих в ОЭЗ. Мы активно сотрудничаем с предприятиями, входящими в фармкластер, как через некоммерческое партнерство «Медико–фармацевтические проекты XXI век», так и напрямую. Затевать же новую стройку там мы не хотим. Особенно с учетом того, как сейчас руководство особой экономической зоны выполняет взятые на себя обязательства по прокладке коммуникаций. Пока мы будем развиваться здесь. Министерство промышленности в октябре запустило программу по субсидированию производителей активных фармсубстанций, и вот в ней мы принимаем активное участие. Впервые Минпромторг начал субсидировать не только разработку новых лекарственных препаратов, а, например, лизинг оборудования.
Можно много говорить об импортозамещении, можно построить массу заводов по производству лекарств, но если у вас все субстанции будут поставляться только из–за рубежа и дорожать в соответствии с ростом обменного курса, это неизбежно будет сказываться на стоимости готовых препаратов.
Но ведь заместить все субстанции в России невозможно.
Да это и не нужно. Мир не работает в рамках каких–то экономических анклавов. Но, если мы хотим, чтобы определенная отрасль промышленности развивалась, нам нужно создать условия совокупного развития всех сегментов конкретной отрасли. В нашем случае — фармацевтической промышленности. В том числе создавать условия для развития производства современных, инновационных фармсубстанций. Приведу пример. Основные поставщики фармсубстанций — Китай и Индия. Российский производитель лекарственных препаратов заключает контракт с китайским заводом и проходит долгую процедуру регистрации своей продукции именно с этой субстанцией в основе. Но в Китае сейчас существует большая проблема с экологией, и многие заводы, в том числе фармацевтические, закрываются по постановлению правительства, причем в считаные месяцы. Мы сталкивались с такими прецедентами, когда покупали в Китае компоненты для синтеза субстанций. Также часто встречается ситуация, когда иностранный завод продолжает работу, но по ряду причин меняет параметры выпуска, а российское предприятие, приобретающее его продукцию, извещает об этом постфактум. При этом российскому предприятию, производящему готовый лекарственный препарат, приходится останавливать производство и либо искать нового поставщика, либо менять параметры выпуска продукта.
Российский же завод субстанций работает в основном на российский рынок и такие кульбиты не будет делать точно, поскольку понимает заинтересованность клиентов в стабильных поставках. Если мы собираемся вносить изменения в свою нормативную документацию, мы загодя извещаем об этом потребителя.
Но в России единичные заводы выпускают фармсубстанции.
Действительно, таких заводов очень немного. Некоторые остались еще с советских времен, но, как правило, они далеко на периферии. Например, Усолье–Сибирский химико–фармацевтический завод выпускает в основном старые многотоннажные субстанции. Ему сложно конкурировать с тем же Китаем. На мой взгляд, надо заниматься позициями, которые будут интересны сегодня и завтра, а не вчера. Второй путь, по которому идут «Биокад», «Полисан», «Герофарм», — они запускают полный цикл производства, выпуская и субстанции, и готовую продукцию. Хотя чаще всего по такому пути идут заводы, выпускающие биологические препараты. И третий путь наш: производство новых и малотоннажных субстанций по стандартам GMP. Отмечу важный момент: в 2015 году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) провело аудит китайских заводов, по итогам которого 41 завод по производству фармсубстанций попал в черный список. То есть они не отвечают стандартам GMP и не могут поставлять свою продукцию на рынок США. Мы не поленились, проштудировали данную информацию и выяснили, что из 41 завода 32 внесены в госреестр России. То есть наши заводы — производители лекарств получают субстанции с этих заводов.
Программа Минпромторга стала для вас ощутимой поддержкой?
Мы были адептами этой программы, активно отстаивали идею о включении лизинга в итоговый перечень статей субсидирования и сейчас, в рамках данной программы, имеем право получить возмещение 50% трат на лизинг, за исключением субсидирования первого взноса. В целом примерно 70% инвестиций в расширение — это собственные средства компании, а остальное — лизинг. Но в связи с этой программой я вспоминаю миниатюру Аркадия Райкина. В ателье шили костюм, и был полный дисбаланс: рукава разной длины, пуговицы разные. Покупатель скандалит, а ему объясняют, что за каждую деталь отвечают разные люди: «К рукаву претензии есть? К рукаву претензий нет». Вот так и у нас в стране — сделали программу, придумали хорошее возмещение по лизингу, но дальше предприятию нужно договориться с банками о том, чтобы они этот лизинг предоставляли. В приоритете с точки зрения импортозамещения — лизинг у системообразующих банков. Вот в один такой я ходил как на работу с сентября. Не хочу хвастаться, но у нас очень достойная отчетность, особенно за три последних года. Но вот беда: все банки, когда рассматривают активы, приобретаемые по лизингу, задают вопрос — а у вас что за оборудование? Реакторы? Так они же неликвидные, куда мы их будем девать, если вы обанкротитесь? Но почему мы должны банкротиться, уважаемые банки, задаю я вопрос. Посмотрите наш баланс, отчеты о прибылях и убытках. «Ну, мало ли, — отвечают банки. — Всякое может случиться». Мы просто бились головой об стену на этих переговорах. В итоге плюнули, в экстренном порядке получили обратную связь от менее пафосного Газпромбанка и нашего питерского ПСКБ, что они готовы нас профинансировать. Этот путь занял у нас 8 месяцев. И вот Минпромторг, как в той миниатюре, говорит: к нам претензии есть? Мы дали вам возможность? Вот и идите в банки, договаривайтесь.
Вы уже сказали о хороших финансовых показателях, а за счет чего компания выросла в прошлом году?
Расширение ассортимента, адекватные цены, высокое качество, фиксация рублевых цен для ряда важных партнеров на полгода вперед — сказалась совокупность факторов. Из–за волатильности курсов производители готовых лекарств стали искать поставщиков, у которых можно взять продукцию со стабильным качеством, хорошей ценой, в необходимом объеме. Мы стали выигрывать конкурентную борьбу за счет предложения большего количества субстанций по более адекватным, нежели у иностранных конкурентов, ценам. «Активный компонент» практически не использует кредитные ресурсы, есть маленькая линия на 20 млн рублей и аккредитив на $500 тыс. Остальное — это свои средства, за счет этого мы работаем на очень короткой кредиторке, тем самым формируя рублевую себестоимость. Это очень нам помогло, особенно в прошлом году, когда курс валют прыгал, а основные поставщики требовали расчетов в долларах.
Какие перспективы у фармотрасли?
Это одна из немногих отраслей в России, которая не падает, а продолжает расти. Но ситуация зависит от всех звеньев цепочки. Если производители готовых лекарств чувствуют себя более–менее неплохо, то дистрибьюторы — гораздо хуже. Но я говорил это раньше, готов повторить и сейчас — функционал дистрибьюторов в ближайшие 3–4 года сильно поменяется. Например, крупнейшая аптечная сеть AVE официально задекларировала, что перестает работать с дистрибьюторами. Крупные аптечные сети заключают прямые контракты с производителями, у них есть свой логистический центр, они готовы на себя брать задачи дистрибьюторов. У нас ведь в стране уникальная ситуация: дистрибьюторы последние 20 лет не только занимаются доставкой, они и маркетинговые контракты на себя замыкают. Но производители все с большей охотой эти деньги отдают аптечным сетям, которые, собственно, и работают с конечным покупателем.
