В эксклюзивном интервью «Российской газете» руководитель Управления Росздравнадзора по Свердловской области Игорь Трофимов рассказал, чем отличаются бракованные лекарства от контрафактных, а также развеял миф о том, что поддельные таблетки сплошь состоят из крахмала и мела.
Российская газета: Игорь Михайлович, далеко не каждый наш читатель знает, что существует такой орган, как Росздравнадзор, и тем более — чем эта структура занимается. Расскажите о вашей деятельности поподробнее, пожалуйста.
Игорь Трофимов: Росздравнадзор появился в 2004 году, когда произошла реорганизация Минздрава. Нашу службу учредили наряду с Роспотребнадзором и службой по труду и занятости. На заре своего создания мы занимались лицензированием медицинских учреждений, а также надзором за их деятельностью. Потом часть полномочий передали в субъекты Федерации. Так что с нового года Росздравнадзор лицензирует только федеральные учреждения здравоохранения, а также высокотехнологичную медицинскую помощь. Областные структуры отныне отданы под контроль минздрава Свердловской области. Та же ситуация и в сфере фармацевтики: мы лицензируем только оптовую фармацевтическую деятельность, а конкретным аптекам разрешения на работу выдает областное министерство.
РГ: На вашем сайте много сообщений об изъятии некачественных лекарств из оборота. Что можете сказать о динамике ситуации: в последнее время у нас в области их стало больше или меньше?
Трофимов: Количество выявляемого брака в прошлом году значительно возросло. Обычно мы изымаем 2 — 3 процента лекарств, но по итогам работы за второе полугодие 2011 года оказалось, что мы забраковали аж 11,9 процента.
РГ: Почему произошел такой скачок?
Трофимов: Все дело в том, что в прошлом году здесь, в Екатеринбурге, наконец достроили и сдали в эксплуатацию федеральную лабораторию по контролю за качеством лекарств. Это уникальный объект, таких в России всего четыре: в Ростове-на-Дону, Красноярске, Гудермесе и у нас. Как только лаборатория начала работать, сразу повысилось качество проверки медпрепаратов. Тут, думаю, надо пояснить. Брак — это не то же самое, что фальсификат. Браком, как правило, становятся совершенно нормальные лекарства, у которых при транспортировке или хранении нарушилась целостность упаковки. А фальсификат — это выпущенная незаконно подделка.
РГ: Кстати о фальсификате: довольно часто встречаешь сообщения, что в том или ином городе изъяли партию поддельных лекарств. А как вы оцениваете их долю в аптеках Свердловской области?
Трофимов: Вопреки расхожему мнению, на Среднем Урале выявляется очень мало фальсификата. Я сам неоднократно в прессе встречал информацию, что у нас в обороте находится десять, двадцать и даже тридцать процентов таких лекарств. Но это не так. В прошлом году на территории области мы обнаружили лишь два поддельных препарата — «Сандимун» и «Арбидол». А проверили — тысячи. И еще я хочу, чтобы вы знали: как правило, фальсифицированное лекарство идентично по составу оригинальному и производится на тех же самых станках, только по ночам, втайне от руководства фармзавода, или же оно ввозится в Россию нелегально. Я за свою практику еще не разу не видел, чтобы лекарство целиком состояло из пресловутых мела или крахмала. По качеству этот продукт, как правило, такой же, как и оригинальный.
РГ: В таком случае зачем фальсифицированные препараты вообще изымают, ведь они и лекарственным эффектом обладают тем же, и вреда людям не наносят?
Трофимов: Вопрос решается легко. Мы с контрафактными дисками боремся? Боремся. А почему? Потому что это экономическое преступление, оно наносит материальный ущерб правообладателям. То же самое и с производством фальсификата: оно вредит предприятиям — изготовителям оригинальных препаратов, бюджетам. Так что если находим поддельные лекарства, мы обязываем хозяина уничтожить их.
РГ: Каким образом распознать фальсификат? Можете ли вы дать какие-то советы нашим читателям?
Трофимов: Боюсь вас огорчить: невооруженным глазом подделку вычислить невозможно. Это под силу только сотрудникам специализированных лабораторий, ведь для обнаружения фальсификата нужно особое оборудование.
РГ: А как уничтожают лекарства?
Трофимов: Элементарно — сжигают. Но к оборудованию, помещению и к самому процессу предъявляются особые требования, поскольку лекарства — это все-таки химия. Для того, чтобы получить разрешение на эту деятельность, нужно собрать пакет из четырех лицензий. До последнего времени ближайшие полигоны были лишь в Перми и Тюмени. Мы несколько раз призывали наших коммерсантов к открытию фирмы по уничтожению бракованных лекарств, но все безуспешно. Они к нам приходили и спрашивали: расскажите, какое количество вы забракуете? Нам ведь нужно составлять бизнес-план! Но мы, естественно, отвечали, что не знаем. И многие из-за такой неопределенности от идеи отказывались, потому что не могли предугадать, прибыльным бизнес будет или убыточным. Однако совсем недавно у нас в Лосином (это недалеко от Березовского) все-таки появился свой полигон. Одна из местных фирм решилась заняться этой деятельностью и смогла собрать все лицензии. Я считаю это большим благом для областных оптовиков и производителей лекарств, процесс уничтожения брака для них значительно удешевится.
РГ: Но еще нужно проконтролировать, чтобы хозяин аптеки уничтожил брак, ему ведь это совсем не выгодно.
Трофимов: Это все очень просто отслеживается. Сейчас есть специальные компьютерные программы, которые позволяют нам увидеть, как лекарство вошло на склад и как оно оттуда вышло.
РГ: На недавнем совещании в Минздравсоцразвития было произнесено: врач не имеет права сообщать пациенту о существовании более современных лекарств, чем те, которые есть в наличии в больнице, чтобы не принуждать его покупать дорогостоящие препараты. Как вы к этому относитесь?
Трофимов: Вы немного неправильно поняли. Врач имеет право информировать о новых лекарствах, более того, он, как правило, новые и старается выписывать. Не надо думать, что в программе госгарантий записаны только устаревшие препараты. На совещании же речь шла о том, что недавно вступивший в силу закон «Об охране здоровья граждан» запрещает врачу вступать в какие бы то ни было отношения с фармкомпаниями, продвигающими на рынок свое лекарство. Не секрет, что в последнее время взаимодействие некоторых врачей с поставщиками медикаментов приобрело весьма нелицеприятный оттенок. Бывало, доктор просто подписывал уже готовые, напечатанные на бланках рецепты и отправлял пациентов в аптеку за лекарствами, выпущенными конкретной фирмой.
РГ: Игорь Михайлович, часто приходится слышать, что нацпроект «Здоровье» провалился, был пустой тратой денег. Вы как человек, давно включенный в систему, что думаете по этому поводу?
Трофимов: Так говорить нельзя. Я работаю в здравоохранении 28 лет и поэтому знаю, что раньше происходило в этой сфере в городе и области и что мы имеем сейчас. Я вижу: в последние годы к медицине повернулись лицом. Еще 10 лет назад нельзя было и мечтать о том, чтобы такие огромные средства вливались в медицину. Никто и подумать не мог тогда, что государство сможет позволить себе тратить сотни тысяч рублей в год на одного пациента. Например, больные гемофилией сейчас получают самые современные препараты и могут чувствовать себя благодаря им вполне комфортно. А раньше им только плазму крови переливали, и все. Сейчас идет колоссальное переоснащение больниц, закупается новейшее оборудование. Конечно, нужно отслеживать, как расходуются бюджетные деньги, на то и существуют и Росздравнадзор, и прокуратура, и другие контролирующие органы.
Источник Российская газета
