Эра блокбастеров, которая имела место последние 30 лет, подошла к концу

0
1070

«Я верю в украинцев», – любит повторять генеральный директор компании Санофи в Украине и Беларуси Жан-Поль Шоер. Французский топ-менеджер живет в Украине уже 10 лет и застал здесь как период бума, так и кризис 2008 года. «Может быть, я покажусь мечтателем, но я верю, что они в состоянии изменить свою страну», – говорит в Жан-Поле оптимист. «Не могу сказать, когда это произойдет, но это произойдет обязательно»,  – возвращает нас на землю реалист.

Жан-Поль Шоер
Жан-Поль Шоер

В этих коротких, но точных репликах весь Жан-Поль Шоер. Подчиненные описывают его как человека внимательного и очень требовательного к себе. Того же он ожидает и от своих сотрудников. При этом он с видимой легкостью делегирует свои полномочия, давая сотрудникам возможность самостоятельно принимать решения. Ошибки г-н Шоер воспринимает по-философски: не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Главное требование – умение на них учиться.

Такой подход чем-то напоминает работу самой фармацевтической компании. Ведь без проб и ошибок новый препарат разработать вряд ли удастся. По-видимому, г-ну Шоеру удалось сделать то, о чем многие из нас могут лишь мечтать – он нашел «свою» компанию и действительно находится на «своем» месте.

В интервью UBR.UA Жан-Поль Шоер рассказал об особенностях украинского рынка, тенденциях в фармацевтической отрасли и новой роли Санофи в сфере здравоохранения.

Какие особенности украинского рынка Вы бы выделили?

Первое слово, которое мне приходит в голову, когда я думаю об Украине – это потенциал. Достаточно просто посмотреть на количество населения страны, а также ее географическое положение.

Второе: мы постоянно говорим о потенциале, но у нас есть чувство, что страна его не реализует. Учитывая богатство Украины, учитывая образованность людей, и в частности нового талантливого поколения, которое только сейчас приступает к работе, мы ожидаем увидеть значительно больше, чем наблюдаем на данный момент.

Однако из-за политической ситуации и экономических неурядиц этого не происходит.

Тем не менее, многие международные компании все еще в ожидании каких-то позитивных изменений – улучшения бизнес-климата и разработки стимулов для дальнейшего инвестирования в страну.

И третье, Украина – непредсказуемый и сложный рынок. И это, безусловно, мешает международным компаниям.

Это если говорить в целом. А что Вы скажете в отношении фармацевтического рынка?

На фармацевтическом рынке мы опять-таки видим огромный потенциал. Рынок все еще очень маленький. В Украине объем фармацевтического рынка в расчете на одного жителя составляет около $65, в то время как в России он больше $100. Мы не видим какой-либо веской причины, почему украинский показатель должен быть ниже российского. Структуры рынков довольно схожи. И в России, и в Украине преобладают дженерики (лекарственные препараты, которые являются аналогами оригинальных препаратов, на действующее вещество которых истек срок патентной защиты), а также недорогие лекарства.

Впрочем, несмотря на то, что украинский рынок небольшой, он развивается довольно быстро. Мы наблюдаем ежегодный рост на уровне 15-20%. В любой из западноевропейских стран фармацевтические компании могут лишь мечтать о таких темпах роста. Во Франции, Германии, Великобритании, Италии или Испании рынок, по сути, стоит – показатели его роста составляют менее 1%, а порой наблюдается даже падение.

В чем Вы видите потенциал украинского рынка?

Во-первых, население стареет, продолжительность жизни растет. Что, кстати, является еще одним вызовом для страны. Тем не менее, с точки зрения фармацевтических компаний это означает, что в Украине будет наблюдаться растущий спрос на диагностику и лечение хронических заболеваний.

Во-вторых, все больше людей проходят обследования. Если мы возьмем, к примеру, онкологические заболевания или диабет, то мы можем констатировать, что у огромного количества людей они еще не диагностированы. Почему мы так считаем? Если взять, к примеру, диабет, то в Европе средний уровень заболеваемости составляет около 10% от общей численности населения. Мы не видим существенных причин, почему в Украине этот показатель может сильно отличаться. То есть можно предположить, что уровень заболеваемости диабетом в Украине составляет те же 10% или 4 млн. пациентов. Тем не менее, сегодня официальная статистика говорит о 1,5 млн. больных диабетом. Такая же ситуация с недиагностированной заболеваемостью существует и по другим болезням.

Третье – это те реформы в сфере здравоохранения, которые сейчас проходят в Украине. Не все,  что делается в этом направлении, правильно, но как минимум некоторые идеи – скажем, создание системы медицинского страхования – очень полезны и необходимы. Впрочем, не совсем ясно, когда же они будут реализованы. Понятно лишь одно: это нужно делать обязательно, т.к. нагрузка на государственный бюджет просто громадна. Сегодня уровень расходов на здравоохранение составляет 3,5-4% ВВП. Учитывая старение населения, этот показатель может дойти до 8-10%. Это примерно тот средний уровень расходов, который существует в западноевропейских странах. Я верю, что в Украине также будет смешанная система государственного и частного медицинского страхования. Это та модель, которая должна здесь работать.

Разделяет ли головной офис Санофи Вашу веру в Украину?

Потенциал – это всегда ожидание чего-то, что дополнительно улучшит состояние экономики и украинского рынка.

Однако, учитывая ситуацию в Украине, у нас вызывает некоторые трудности убедить наш офис в Париже увеличивать инвестиции в украинскую экономику. Когда я рассказываю о потенциале рынка, его росте, они со мной соглашаются. Но когда я перехожу к украинским реалиям и тому, что здесь происходит на законодательном уровне и прочим изменениям, становится довольно сложно найти аргументы для дальнейшего развития в Украине и запуска новых проектов.

Какие Вы бы выделили отличия украинского и европейского рынков?

Украинский рынок очень активно меняется. Я работаю в Украине уже на протяжении 10 лет и могу сказать, что бизнес-сообщество, перспективы и мировоззрение людей изменились существенно.

Люди стали более образованными, независимыми и способными самостоятельно принимать решения. Сегодня можно найти довольно много очень образованных и талантливых людей. Почему это происходит? Люди путешествуют, изучают английский язык и поэтому становятся более открытыми внешнему миру. Плюс в Украине появилось довольно много международных компаний.

Я верю в украинцев. Может быть, я покажусь мечтателем, но я верю, что они в состоянии изменить свою страну. Не могу сказать, когда это произойдет, но это произойдет обязательно. Я уверен, что новое поколение трансформирует Украину.

Многие европейцы разуверились в себе, постоянно жалуются и чуть что выходят на улицу бастовать и не ценят то хорошее, что у них есть – отличная система здравоохранения, обследование и лечение в Германии, пенсионное обеспечение и прочие блага. В Украине же таких благ нет, и при этом, несмотря на трудности, украинцы более позитивно смотрят в будущее в долгосрочной перспективе.

Как за последние годы изменились маркетинговые подходы в фармацевтической отрасли и, в частности в Санофи?

Отвечая на этот вопрос, я начну издалека. Международные фармакомпании сегодня ведут себя этично и не компрометируют себя коррупционными действиями. Если говорить о Санофи, то мы стремимся быть открытыми и прозрачными, показывать пример для рынка.

Кроме того, сегодня мы видим себя скорее как компанию в сфере здравоохранения, нежели компанию фармацевтической отрасли. В чем разница? Она в том, что 10 лет тому назад такие компании как Санофи приходили на рынки, чтобы просто продвигать и продавать свои продукты, стараясь на них максимально заработать.

Что сегодня поменялось, как минимум в Санофи, так это то, что мы видим свою роль не в маркетинге и продаже своих продуктов, а в том, чтобы быть готовыми продвигать и предлагать комплексные решения для пациентов. Это ключевое отличие. Да, мы все еще продаем наши продукты. Однако эти продажи происходят в рамках наших комплексных программ по борьбе с заболеваниями и поддержке пациентов.

Возьмем, к примеру, диабет. Мы знаем, что сегодня пациент ожидает большего, чем просто купить инсулин или прочие препараты. Он ожидает сервис, поддержку, в том числе информационную. Он ожидает найти того, кто бы позаботился не только о том, какую таблетку ему нужно принять, но и о контроле течения его заболевания.

Сегодня фармацевтическая отрасль просто обязана переживать подобные изменения. Нас жестко критиковали за то, как мы вели бизнес те же 10 лет назад. И, на мой взгляд, эта критика была справедливой. Но сегодня успешными будут лишь те компании, которые сумеют расширить свою деятельность, стать партнером в сфере здравоохранения.

Какие свои продукты компания считает наиболее успешными? Чем Вы измеряете успешность продукта?

Фармацевтическая отрасль существенно изменилась. Теперешние критерии оценки успеха не имеют абсолютно ничего общего с тем, что было важным даже каких-то 5 лет назад. Возьмем, к примеру, такой кардиологический препарат как Plavix, который стал наиболее продаваемым лекарством в мире. Уровень его продаж достиг $6-7 млрд. Мы можем сказать, что он был очень успешным: он демонстрировал высокие показатели продаж, плюс он был уникальным и эффективным. Но мир изменился. Сегодня срок действия патента на этот продукт уже истек. Более того, у большинства лидеров продаж – так называемых блокбастеров, которые генерировали более $1 млрд. продаж – патенты также недействительны. Поэтому такие препараты сталкиваются с конкуренцией со стороны дженериков. После их выхода компания, как правило, теряет большую часть своих продаж. На протяжении последних 5 лет мы потеряли из-за этого более чем 5 млрд. евро в продажах.

Но, несмотря на это, общие продажи компании все же выросли. За счет чего это произошло? За счет слияний и поглощений, а также за счет изменения позиционирования и роли компании, о чем мы говорили ранее.

Я считаю, что эра блокбастеров, которая имела место последние 30 лет, подошла к концу. Во-первых, с каждым годом конкуренция ужесточается. Становится  все сложнее разрабатывать действительно новые продукты: это занимает 10-15 лет и стоит 1-2 млрд евро. После этого у вас есть 5-7 лет, чтобы сделать разработанный продукт прибыльным – пока на него действует патент. К тому же, требования по регистрации новых продуктов, различные нормы по клиническим исследованиям значительно изменились и ужесточились. И это, конечно же, хорошо, но требует времени и средств.

Во-вторых, сегодня на рынке уже существует широкий выбор лекарств для большинства известных заболеваний, в то время как 20 лет назад многие продукты были своего рода революционными. Сегодня же очень сложно делать революции: мы можем совершенствовать что-то, но сделать революцию в методах лечения нереально сложно.

Так чем же занимаются тогда фармацевтические компании?

Происходит сдвиг в сторону более персонифицированной медицины. Компании пытаются таргетировать очень ограниченное количество пациентов. Мы не разрабатываем продукты, которые борются, например, с раком груди в целом. Но мы разрабатываем препараты для очень специфических вариаций рака груди. Поэтому мы нацеливаемся уже не на миллионы пациентов как раньше, а на сотни или даже десятки тысяч. Мы разрабатываем и продвигаем продукты, которые нацелены на лечение узких, специфических типов уже известных заболеваний.

Возможно, некоторые из них и станут блокбастерами благодаря своей эффективности. Но изначально они нацелены на решение проблем конкретной группы и формы болезни.

Таким образом, сегодня критерием успешности того или иного продукта я бы назвал его соответствие потребностям узкой группы пациентов, а также его возможность увеличивать продолжительность и качество их жизни.

Источник: ubr.ua